Я внимательно смотрела на Альку и чувствовала: она чего-то недоговаривает. Вполне возможно, этот придурок Макар рассказал, как я засадила собственного мужа, хотя он взял моё преступление на себя. Вероятно, она это знает, просто боится мне сказать.
— Уехал он злой как собака. Попросил сразу ему позвонить, как только ты дома появишься. Он подъехать к тебе хочет, поговорить. Сказал, ты не желаешь с ним общаться и трубки швыряешь.
— Надеюсь, ты не станешь ему звонить и на меня стучать?
— Как ты могла обо мне такое подумать? Зачем мне это надо? Это ваши семейные разборки, я в них лезть не собираюсь. А то помиритесь, а я крайняя буду.
— Вот это ты правильно сказала, — подметила я. — Мы родственники и между собой всегда разберёмся. Лезть в наши отношения не надо. Я тебя в этом полностью поддерживаю.
Аля вновь покосилась на скучающую Ладу с любопытством.
— А правда, что Пашка в тюрьме?
— Аля, зачем ты спрашиваешь? Тебе же Макар всё рассказал.
— Он сказал, что Пашка в беде и ты не хочешь ему помочь.
По глазам Альки было нетрудно догадаться, что он сказал ей не только это, но и то, что за рулём в тот кошмарный вечер была я.
— Аля, зачем тебе чужие семейные разборки? Не лезь. Если Макар наговорил про меня гадостей, не стоит его слушать. У нас с ними свои счёты.
— Раньше ты мне всё рассказывала, а теперь даже в гости зайти не хочешь, — обиделась Алька. — Отдаёшь предпочтение подружкам на «кабриолетах».
— Аля, я обязательно к тебе зайду. Просто сейчас времени в обрез. Я на Ибицу на пару недель уезжаю. Как только вернусь, сразу к тебе зайду и поделюсь впечатлениями.
— Куда ты уезжаешь?
— На Ибицу.
— А где это?
— Ибица — это курорт Испании. Остров длиной всего сорок километров, а шириной и того меньше. Всего двадцать.
— Там, наверное, очень дорого, — выдохнула Алька.
— Пока не знаю.
— Ты с Пашкой летишь? — как бы между делом спросила она, заметно нервничая.
— Нет. С подругой.
Алька почему-то покраснела.
— Аля, мне пора. Ты не обижайся на меня, пожалуйста. Я после Ибицы обязательно к тебе зайду. Обещаю. Выпьем мартини, посидим, как в самые добрые и славные времена, посплетничаем.
— Заходи. Я буду ждать, — всё так же обиженно произнесла Алька и отправилась в сторону метро.
Я подошла к Ладе.
— Пошли. Извини. Просто соседку встретила. Давно не виделись.
— Она так на меня смотрела, — заметила Лада.
— Как?
— Словно я ей что-то плохое сделала.
— Не обращай внимания. Она сама по себе такая.
— Да мне-то в принципе до неё дела нет. Я видела её в первый и последний раз в жизни. Но девушка явно себе на уме.
Мы вошли в подъезд, Лада посмотрела на обшарпанные стены и испуганно покачала головой.
— Света, почему здесь так?
— Да уже не один год собираемся сделать ремонт. Никак не получается.
— Почему?
— Жильцы не хотят складываться, валят всё на ДЭЗ, а ему тоже ни черта не надо. Говорят, город не финансирует. В России так всегда: с больной головы на здоровую, со здоровой на больную.
— Света, так ты позвони мэру. Он, наверное, об этом не знает.
Я посмотрела в чистые Ладкины глаза и рассмеялась.
— О чём?
— О том, что у вас такой подъезд и такие условия. Пусть примет срочные меры. Это же нехорошо. Вы испытываете дискомфорт.
— Лада, ты совсем американизировалась. Ты не в Майами, а в России. Тут никому ничего не надо.
— Вообще никому?
— Абсолютно. Всем всё по барабану.
— Даже мэру?
— А он что, крайний?
— Ну, если его выбрали, значит, он крайний.
— Если бы ты знала, как у нас выбирают, то не задавала бы подобных вопросов.
— В Штатах не так.
— Сейчас ты не в Штатах. Сотни домов вообще уже давно списаны под снос и непригодны для проживания. А в них люди годами живут. Подумаешь, в подъезде ремонта нет! Такие мелочи. У некоторых вообще подъездов нет. Люди ходят, штукатурку с волос отряхивают и оглядываются, чтобы бетонная плита на голову не упала.
— Но ведь это нарушение прав человека!
— А кто сказал, что здесь у кого-то есть какие-то права? Кто их будет брать в расчёт? Тут у каждого только обязанности. Мы про права практически не вспоминаем, а если и вспомним, что толку? Нас всё равно никто не услышит. Все права у государства, которое нас каждый день к чему-нибудь обязывает. Ладка, ты просто отвыкла от России-матушки.
— Да я к ней, собственно, и не привыкла. Я когда из страны уезжала, мне всего двенадцать лет было.
— Поэтому тебя всё так удивляет.
— А жильцы почему скидываться не хотят?
— Потому что им на общественные места глубоко наплевать. Они с трудом наводят порядок в собственных квартирах.
— Как это — глубоко наплевать? — не понимала меня Лада. — Но ведь они же здесь живут. Неужели так трудно собрать деньги и сделать ремонт?
— Труднее не бывает. Все начнут говорить, что нет денег, что им это нафиг не нужно, приводить в упрёк, что кто-то богаче и у кого-то больше квартира. Мол, если, тебе нужно, сам и делай. У нас квартира меньше и средств таких нет. Нам и так неплохо.
— Как же можно жить с такими соседями?
— А у нас других не бывает.
— Так почему тогда не сделать ремонт тому, у кого средства есть?
— А что, у кого есть средства, крайний, что ли? Отчего у него средства? Оттого, что он пашет, как подорванный. Почему кто пашет, должен тащить того, кто на диване лежит?
— Поэтому у вас здесь всё так и получается, — сделала заключение Лада. — Вы живёте по принципу «Я что, крайний?» или «Моя хата с краю, ничего не знаю». Нет у вас солидарности, а это очень важно для любой страны.
Перед тем как открыть дверь, я почувствовала волнение. Господи, ведь недавно совсем в моей квартире было совершенно преступление, и у меня нет даже предположений, кто мог его совершить.
Открыв дверь, я зашла в коридор, включила свет и… на пороге гостиной чуть не споткнулась о труп Жоржа…
Глава 16
— Света, что это?! — вскрикнула Лада с ужасом.
— Труп, — глухо сказала я.
— Чей?
— Моего адвоката.
— Кто его убил?
— Не знаю.
