— Надя…
Женщина тут же отпустила мужскую руку и подошла ко мне.
— Вы меня помните?
— Помню, — виновато сказала она. — Вы мне деньги приносили.
— Я смотрю, у вас всё хорошо.
— Это мой любимый мужчина. — Надя всё так же виновато показала на мужчину, дружелюбно разговаривающего с дивной девчушкой.
— Я очень за вас рада.
— Спасибо. Я сама за себя рада.
— Вы на отдых?
— Хотим на несколько дней слетать в Сочи. Вы только не говорите, что меня видели. Мне пока не очень хочется афишировать свои отношения с Глебом. С момента смерти мужа прошло так мало времени…
— Да что вы такое говорите?! Кому я могу рассказать? Мне это не нужно.
— Знаете, а я ведь только жить начала. Мой муж был пьяница и дебошир, — взволнованно заговорила Надежда. — Все эти годы он жестоко меня избивал и надо мной издевался. А Глеб совсем другой. С ним я узнала, как мужчина должен относиться к женщине. Я с ним уже полгода тайно встречалась, ещё будучи замужем, а от своего пьяницы и самодура так уйти и не смогла. Понимаю, нельзя говорить такое, но я вам благодарна. Ведь благодаря вашему мужу, тому, что он избавил меня от этого изверга, я смогла устроить свою личную жизнь. Сама бы на это никогда не решилась. Такой уж у меня характер. Тянула бы свой воз до самой смерти. Терпела бы унижения, оскорбления и побои. У меня бы не хватило духу уйти. Я боялась мужа как огня. Думала, тащить мне этот крест всю жизнь. Не хотела лишать ребёнка отца. Дура! Только теперь поняла, какая же я дура. Дочка только детство почувствовала и заикаться перестала. Малышка жила в вечном страхе, каждый день слышала скандалы и склоки. Глеб любит её как родную. Если бы не вы, я бы жила с этим скотом. Я бы сама никогда не развелась и не сделала шаг в лучшую жизнь. Глеб устал бы меня ждать и отошёл в сторону. Я бы так и не узнала, что такое настоящее женское счастье. — Надя смахнула слезу и дружелюбно обняла меня. — Когда вы в прошлый раз ко мне пришли, я говорила, что буду добиваться правосудия любой ценой, а если откровенно, я хотела броситься к вам на шею и поблагодарить за то, что сделал для меня ваш муж. А потом поняла, что вы его ненавидите точно так же, как я ненавидела своего. Как же хорошо я вас понимаю!
— Наденька, я очень за вас рада! — Я обнимала практически незнакомую мне женщину и чувствовала, как с души падает груз.
Как же замечательно видеть счастливой ещё одну женщину и знать, что в этой нелёгкой жизни кому-то стало светлее и солнечнее. Я пожелала ей не стесняться любви. Никто не должен стесняться того, что стал счастливым
Когда я уходила, то сквозь слёзы помахала Надежде рукой.
— Надя, я за вас рада! Вы даже представить не можете, как я за вас рада! Берегите любовь! Пожалуйста, берегите! И не стесняйтесь её! Не надо!
Надя плакала, прижималась к Глебу и крикнула мне, не обращая внимания на проходящих мимо нас пассажиров:
— Обещаю! Я вам обещаю! Спасибо вам за всё!
Когда я подъехала к своему дому, то с ужасом обнаружила, что моя квартира выгорела дотла. Я встала как вкопанная и смотрела на выгоревшие окна. Этаж над моей квартирой и ниже были в копоти. Чёрные стены, отбитая штукатурка, пустые оконные проёмы…
Увидев соседку, я быстро её догнала.
— Баба Клава, что произошло? — спросила я дрожащим голосом.
— Света, девочка, а ты разве не знаешь? Вчера Павел сгорел.
— Как?
— Говорят, приехал вечером пьяный и уснул с сигаретой в зубах.
— О боже…
— Тебе звонили. Да только у тебя телефон был отключен.
— Я за границей была.
С трудом передвигая ноги, я, словно в тумане, дошла до Алькиной квартиры и позвонила в её дверь. Алька открыла мгновенно. Она была бледной и очень заплаканной.
— Ты? — Я прочитала в её глазах лютую ненависть. — Пустишь? У меня дома больше нет. Ни мужа, ни дома.
— Ты же на Ибице прохлаждаешься.
— Уже вернулась.
— Я тебе звонила.
— У меня телефон был отключен.
Алька пустила меня в квартиру и, сев напротив, нервно закурила сигарету.
— Я бабу Клаву встретила. Она рассказала, как всё произошло.
— Тогда ты всё знаешь.
— Значит, Пашку выпустили?
— Вчера выпустили под подписку о невыезде. Он на радостях напился и с сигаретой уснул.
— Кто ж его выкупил?
— Я.
Я вздрогнула и посмотрела на Альку в упор.
— Ты?
— Я.
— Никогда бы не подумала.
— А что тебя удивляет?
— Значит, ты с Пашкой тоже была близка?
— Я Пашку любила, — невозмутимо ответила Алька. — Я знала, что ты его засадила и бросила на произвол судьбы. Мне Макар обо всём рассказал ещё в самом начале. Пашка признался ему в этом ещё до того, как его арестовали. Макар знал о наших отношениях и сразу сообщил обо всём мне. Поняв, что, кроме меня, Пашку никто не выручит, я заняла большую сумму денег и передала её Макару. Когда Пашка приехал, он был такой бледный и такой несчастный… Худой… Не захотел видеть ни меня, ни Макара. Спрашивал о тебе. Я сказала, что ты уехала с друзьями на Ибицу. Он прокричал, как раненый зверь, ударил кулаком стену и закрыл дверь прямо перед моим носом. Я звонила ему, но он не брал трубку. А ночью я услышала запах дыма. Спасти Пашку не удалось.
Я немного помолчала и спросила, не узнавая собственного голоса:
— Аля, мы же с тобой подруги. Как ты могла с моим мужем гулять?
— Я с ним не гуляла. Я его любила. Это разные вещи. Света, сердцу не прикажешь. Дружба дружбой, а мужик мужиком. И уж если на то пошло, не я первая начала. Твой Пашка сам ко мне в твоё отсутствие захаживать стал. Видно, в сексе ты его слишком дозировала, что мужик вечно голодный ходил. Он первый стал мне знаки внимания оказывать. И не забывай, что я тебе жизнь сохранила. Когда ты потеряла ребёнка и у тебя кровотечение хлестало, ты ведь ко мне приползла, и я «скорую» вызвала. И не просто вызвала. Я её поторопила. Знаешь, меня ведь тогда двоякое чувство охватило. Как женщина, которая любит твоего мужа, я хотела, чтобы ты умерла и Пашка наконец-то достался мне. Думала потянуть со временем и дождаться, когда ты умрёшь от потери крови. А как твоя подруга я тебя жалела. Мы ведь с тобой столько лет вместе. Мы же классными подругами всегда были. Достаточно близкими. Просто так получилось, что мы полюбили одного мужика, и он, к несчастью, достался тебе. Знаешь, я оставила тебе жизнь и успокоила себя тем, что ты потеряла ребёнка. А ведь могло быть гораздо хуже. Ты могла от Пашки родить, и тогда он бы вряд ли стал моим.
— Аль, он бы никогда не стал твоим, — проговорила я, смахивая слёзы. — Пойми ты это, наконец.
