Дело было представлено таким образом, что Блюмкин якобы был курьером между Троцким и руководителями троцкистской оппозиции в СССР. Ничто поначалу не предвещало жестокой расправы, тем более что и Трилиссер, и Менжинский были против крайних мер по отношению к легкомысленному, но весьма ценному своему сотруднику. Но Ягода представил на коллегии ОГПУ личное распоряжение Сталина. Блюмкина расстреляли. Было ему отроду всего-навсего тридцать лет.
То был первый случай, когда коммуниста казнили не за уголовное преступление или измену Родине, а всего лишь за «принадлежность» к оппозиции, иначе говоря, за инакомыслие. Хотя, по сути дела, никаким оппозиционером Блюмкин конечно же не был. Всего через несколько лет оная принадлежность, действительная или липовая, станет самым страшным преступлением…
Сотрудники центрального аппарата ОГПУ, особенно Иностранного отдела, пребывали в состоянии шока. Споров, конечно, в коридорах не было, все понимали, что это опасно, что смертный приговор, явно не адекватный допущенному служебному и партийному проступку, есть не что иное, как жестокое предостережение. Оно означало, что отныне малейшее отклонение от так называемой «генеральной линии» партии, то есть указаний лично Сталина, будет приравнено к государственной измене.
Поскольку никаких разъяснений по делу Блюмкина официально дано не было, Коротков же его лично не знал, к тому же был беспартийным, и даже той скудной информацией, которую довели до сотрудников — членов ВКП(б), не обладал, то своей позиции в данном вопросе не имел. Просто принял к сведению, хотя определенное недоумение и ощущал.
Лиза Горская вскоре вышла замуж за видного разведчика-нелегала Василия Зарубина и уехала с ним в длительную командировку за кордон. Горская была не только очень красивой, но талантливой и образованной женщиной. Достаточно сказать, что кроме родного она свободно владела пятью иностранными языками. Со временем Зарубина и сама выросла в крупную разведчицу.
И с Василием Михайловичем, и с Елизаветой Юльевной Короткову впоследствии предстояло не только служить в одном ведомстве, но в разные годы совместно решать определенные задачи.
В 1929 году Коротков еще свято верил в мудрость партии и непогрешимость Сталина. Сомнениям места не было — главным для него в конечном счете всегда оставалось чувство долга перед страной, которое отождествлялось с преданностью партии и ее вождю. Не следует забывать еще одно обстоятельство (а это применительно к чекистам то и дело упускается из виду, в ряде случаев — умышленно). Еще 17 сентября 1920 года В. Ленин подписал постановление Совета Труда и Обороны, по которому сотрудники ВЧК приравнивались во всех правах и обязанностях к военнослужащим РККА. (Ранее они считались обычными совслужащими, могли, к примеру, быть мобилизованы в армию.) Это означало, что чекисты помимо всяких ведомственных и партийных инструкций безоговорочно подчинялись всем жестким требованиям воинской присяги и воинской дисциплины.
Как в любом советском учреждении, в ОГПУ серьезное значение придавалось общественной работе сотрудников, в те годы далеко не столь, очевидно, бесполезной, как в последующие. В 1930 году Саша Коротков был принят кандидатом в члены ВЛКСМ (тогда в молодежной организации, как и в партии, существовал кандидатский стаж), а в следующем году стал полноправным комсомольцем. Это автоматически означало увеличение числа всякого рода общественных поручений. Одно время Коротков работал на «фронте ликвидации неграмотности». Да, в то время среди бойцов войсковых подразделений, а также технических служащих еще имелись и совсем неграмотные или едва умеющие читать по складам.
Затем Александра Короткова, а также еще нескольких его сверстников комитет комсомола назначил пионервожатыми. Многие старые чекисты, знавшие Короткова не только по службе, рассказывали автору, что Александр Михайлович очень любил детей и собак, готов был часами возиться с малышней и четвероногими друзьями. Потому вожатым оказался добросовестным. В подтверждение автор обладает, можно сказать, свидетельством из первоисточника.
Дело обстояло так. В большом Кисельном переулке располагалась школа номер 50 имени В. Р. Менжинского. Большинство учащихся в ней были детьми живших по соседству сотрудников ОГПУ. Естественно, комсомольская организация ОГПУ взяла над школой шефство. Многие молодые чекисты, в том числе Александр Коротков, Иван Агаянц, Александр Езерский, Николаи Рюмин в своих подшефных классах помогали проводить тематические пионерские сборы, а затем и комсомольские собрания, рассказывали ребятам о международном и внутреннем положении, устраивали экскурсии, ставили любительские спектакли, в качестве судей участвовали в спортивных соревнованиях, в случае надобности «подтягивали» отстающих по трудным предметам учебной программы.
Именно по причине общего пристрастия к спорту запомнила своего классного вожатого — Сашу Короткова Зоя Зарубина, дочь Василия Михайловича от его первого брака. Впоследствии Зоя даже стала мастером спорта по легкой атлетике, чемпионкой СССР среди девушек. Вышло так, что годы спустя, уже в период Великой Отечественной войны, Зоя Васильевна, уже сама сотрудник НКГБ и НКВД, имела прямые контакты с полковником Коротковым по службе.
Ныне профессор, доктор филологических наук З. В. Зарубина в разговорах с автором тепло вспоминала о том, как интересно и весело проводили пионеры лето в пионерлагере «Отдых» близ Прозоровки, как разводили костры, организовывали походы и военные игры, как помогали колхозникам на прополке овощей… Пионервожатые-чекисты работали на грядках наравне с подшефными ребятами, держались с ними как с младшими товарищами.
В 1932 году комсомольца Короткова приняли кандидатом в члены ВКП(б). Так случилось, что в кандидатах ему довелось пробыть целых… семь лет. Это объясняется тем, что в те годы проводилась очередная «чистка» партии и прием в ВКП(б) был временно приостановлен. К тому же несколько лет Коротков провел в продолжительных загранкомандировках, где пребывал на нелегальном положении и, естественно, заниматься оформлением своего членства в партии возможности не имел.
К моменту приема в кандидаты (кандидатство все же неформально рассматривалось как принадлежность к ВКП(б), кандидаты имели право участвовать во всех мероприятиях партячейки с совещательным голосом) Коротков уже прошел ступеньки помощника оперуполномоченного, а затем и оперуполномоченного Иностранного отдела ОГПУ, получив наконец заветный «мешок». Тут требуется некоторое пояснение. Каждый оперативный сотрудник ИНО и в самом деле получал небольшого размера мешок, сшитый из брезента невероятной толщины и прочности, вроде того, из которого шились куртки и брюки московских пожарных. По окончании рабочего дня сотрудник складывал в него все свои бумаги и документы. Незашитая сторона этого своеобразного сейфа имела несколько петель, через которые пропускалась стальная цепочка. Сотрудник затягивал горловину мешка этой цепочкой и запирал ее на секретный замок. Завершив эту процедуру, он сдавал мешок в канцелярию закордонной части и получал его обратно на следующее утро. Секрет замка был кроме владельца мешка известен только начальнику закордонной части.
Как уже говорилось ранее, штат ИНО был в те годы совсем невелик, и руководство отдела не только по бумагам, но лично знало каждого оперативного работника, следило за его работой, на этом основании делало соответствующие выводы, намечало дальнейший служебный рост, место и формы использования на том или ином участке. За сравнительно недолгий срок Коротков пережил трех начальников отдела, причем все трое были первоклассными профессионалами. Одним из них был уже упоминавшийся ранее Артузов, под руководством которого КРО провел, в частности, считающиеся ныне классическими операции «Трест» и «Синдикат-2».
