При этом в своих псалмах Давид подчеркивал, что для него крайне важно обеспечить мир своей стране и народу; объявлял мир высшей ценностью и высшим благом, каким только может Бог благословить людей. Однако сами реалии Ближнего Востока того времени были таковы, что тому, кто хотел мира и независимости для своего народа, надо было не просто готовиться к войне, а порой и выходить на войну и завоевывать соседей прежде, чем они завоевали тебя.
* * *
Для Давида с его широтой души, самого в детстве и юности познавшего, что такое человеческая жестокость и несправедливость, крайне важно было, чтобы народ воспринимал его именно как справедливого и милосердного царя, думающего о благе всех своих подданных.
Видимо, не случайно годы правления Давида воспринимаются евреями как один из лучших периодов их истории. При нем не было произвола властей, а если случаи подобного произвола и имели место, то каждый житель страны, будь он богач или бедняк, мог явиться с жалобой к царю, и Давид лично разбирал подобные инциденты.
Установленный им подоходный налог не превышал 10 процентов доходов каждой семьи. Заподозренных в том или ином преступлении ждало, как правило, справедливое судебное разбирательство, а тот, кого не устраивал приговор, мог обжаловать его в Синедрионе, или в суде самого царя, который уж точно был последней инстанцией.
Сам Давид предельно четко определил принципы, которые он стремился положить в основу своего царствования и отбора приближенных в 101-м [100-м] псалме:
"Давида песня. Милосердие и правосудие воспою! Тебе, Господь, буду петь! Постигаю путь непорочных – когда он откроется мне? Пройду с непорочным сердцем по своему дому – нечестивого изображения не помещу перед глазами. Поступки извращенные ненавижу – не прилипнут они ко мне. Строптивые сердца удалятся от меня, с нечестивыми не буду знаться. Тайно доносящего на своего ближнего уничтожу; смотрящего свысока и с надменным сердцем не потерплю. Мой взгляд на верных земле, живущих у меня. Идущий по пути непорочности будет мне служить. Не приживется в моем доме поступающий лукаво, произносящий ложь не устоит перед моими глазами. Каждое утро искоренять буду всех нечестивцев земли, чтобы искоренить из города Господа всех, творящих беззаконие" (Пс. 101).
Глава восьмая Первые победы
Война с иевусеями и взятие Иерусалима было только началом целого ряда войн, призванных обеспечить молодому государству территориальную целостность и безопасные границы – так, как это понимал сам Давид, разумеется.
Дело в том, что, как уже говорилось, перед вторжением в Ханаан в своем завещании пророк Моисей твердо наказал евреям уничтожить все населяющие эту страну языческие народы. Однако преемник Моисея, Иисус Навин, так и не смог выполнить этой задачи – то ли по причине того, что у израильтян не было достаточного опыта войны; то ли из-за того, что они не хотели действовать с предписанной Моисеем жестокостью; а может, потому, что само завоевание Ханаана евреями как утверждают некоторые историки, является поздней выдумкой – на самом деле евреи проникали в страну постепенно, если и вели войны за землю, то локальные, и в итоге прекрасно уживались с туземцами. Как бы то ни было, территория, на которой расположились двенадцать колен, даже через пару столетий после Исхода из Египта, напоминала "лоскутное одеяло" – то тут, то там посреди земель того или иного колена находилось небольшое царство того или иного ханаанского царька.
На эти царства и обрушился в первую очередь Давид, добившись их полного подчинения и безжалостно уничтожив те из них, которые попытались оказать сопротивление. Таким образом, именно Давид как бы завершил завоевание Ханаана, выполнив завещание Моисея, что еще больше усилило восхищение царем в народе
[68].
Вслед за этим Давид решил обезопасить южные границы своего царства и на этот раз сам бросил вызов давним и самым сильным врагам евреев на западном берегу Иордана – филистимлянам.
К сожалению, библейский летописец крайне скупо рассказывает о ходе этой войны, ограничиваясь лишь замечанием, что "Давид поразил пилиштимян, и покорил их, и взял Давид Матэг-Амма (Гат) из рук пилиштимян" (II Сам. 8:1).
Таким образом, мы не знаем, как развивалась эта война, но ясно, что Давид не мог рассчитывать на полный разгром филистимлян и завоевание их земель – слишком уж сильным противником они были. Но Геф не случайно назван здесь Матэг-Амма, что можно перевести как "город-мать" (в том же смысле, в каком Киев называли "мать городов русских!"). Взяв Геф, Давид напрочь лишил филистимлян не только одного из важнейших городов, но и возможности нанесения ими по его царству внезапного удара, в то время как сам он мог теперь в любой момент внезапно появиться у стен Аскалона, Газы и других филистимских городов-государств. Таким образом, сама стратегическая ситуация в районе между Иорданом и морем стала после падения Гефа принципиально другой. В то же время, так как далее в Библии продолжает встречаться имя Анхуса как царя вассального Гата-Гефа, то становится понятным, что Давид не только сохранил ему жизнь в благодарность за некогда проявленное Анхусом милосердие и благородство, но и оставил его на троне. Просто теперь роли переменились, бывший вассал стал господином, а Анхус превратился в подданного Давида.
Отголоски этой войны мы, видимо, встречаем и в заключительном перечислении подвигов, которые совершили гвардейцы Давида, в "Хрониконе", и в мидраше, повествующем о том, как Давид был пленен филистимским богатырем Есвием и спасен от смерти и плена верным Авессой; и в 9-м псалме, который, согласно традиции, Давид написал после того, как в одном из сражений с филистимлянами одолел в поединке их князя Лабена, а затем разрушил город, которым тот правил:
"Для руководителя хора. Песня Давида на смерть Лабена. Возблагодарю Господа от всего сердца, поведаю все Твои чудеса. Возрадуюсь Тебе и возвеселюсь, воспою Твое имя Всевышний. Обратились враги мои вспять, отступились и сгинули от Твоего лица… Покончено с врагом этим – вечные развалины. Ты уничтожил города, затерялась память о них. А Господь пребудет вечно…" (Пс. 9:1-8).
* * *
Упрочив границу на юге, Давид обратил свой взор за Иордан – на Моав, родом из которого была его прабабка Руфь. И вновь "Вторая книга Самуила" сообщает об этой войне предельно кратко:
"И поразил моавитян, и смерил их веревкою, положив их на землю; и отмерил две длины веревки на убиение, а длину одной веревки – чтобы оставить в живых. И стали моавитяне у Давида рабами, приносящими дань" (II Сам. 8:2).
В этих словах Библии историки усматривают еще одно доказательство якобы имевшей место необычайной жестокости Давида. Действительно, его приказ произвести пересчет моавитян и затем уничтожить две трети этого народа не может не вызывать содрогания.
