Рассмеялся Соломон, велел преподнести этому человеку подарки и отпустил домой.
Прошел месяц, и велел Соломон позвать к себе во дворец жену богача.
— Давно уже я обратил внимание на твою красоту и хочу взять тебя в жены! — сказал ей Соломон. — Причем так велика моя любовь к тебе, что ты будешь не просто одной из жен, а самой главной женой, подлинной царицей! Но, как ты понимаешь, я не могу отобрать тебя у мужа. Поэтому вот тебе меч, убей им ночью своего мужа, принеси мне завтра его голову, а потом мы сыграем свадьбу!
— Слушаю и повинуюсь! — ответила женщина, вся светясь от счастья от обещания царя.
Вернувшись домой, она приготовила вкусный обед, встретила мужа, накормила его, напоила вином, а когда он захмелел и заснул, достала выданный ей царем меч.
Взглянула женщина на мужа — и у нее сжалось сердце. Как-никак он был отцом ее детей; с ним у нее были связаны многие добрые воспоминания. Но затем вспомнила она, что царь обещал сделать ее великой царицей, размахнулась — и ударила супруга мечом по шее!
Тут меч согнулся, муж проснулся от полученного удара и стал спрашивать жену, за что она причинила ему боль. Разрыдалась женщина, призналась во всем мужу и сказала, что очень сожалеет о своем поступке.
А утром прибыл в их дом гонец и передал, что царь ждет их во дворце.
Когда явились супруги во дворец, Соломон встретил их на своем величественном троне, вокруг которого сидели все мудрецы синедриона и его бейт-мидраша — школы мудрости.
Попросил царь обоих супругов рассказать о том, как каждый из них воспользовался выданным ему «мечом». Когда же закончил каждый из них свою повесть, то ничего не оставалось мудрецам, как признать, что прав был премудрый Соломон, когда сказал: «Мужчину одного из тысячи я нашел, а женщину между всеми ими не нашел».
Думается, многим читателям эта история показалась пристрастной и даже злой. И насколько же это видение женской природы Соломоном контрастирует с другими историями из Танаха и Талмуда, славящими ум, доброту, преданность и человечность женщины.
Но самое удивительное после всего вышесказанного об отношении царя Соломона к женщинам, а также о его попустительстве язычеству состоит в том, что именно ему приписывают авторство книги, которую одни считают величайшим образцом любовной лирики, а другие — исполненной глубокой мистики книги о взаимоотношениях народа Израиля с Богом.
Как уже понял читатель, мы говорим о Книге Песни песней Соломона.
Глава пятая
«ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ»
Чтобы понять всю притягательную силу, всю художественную мощь «Песни песней», достаточно сказать, что к ее мотивам или к попытке ее перевода обращались такие русские поэты, как Г. Р. Державин, А. С. Пушкин, А. А. Фет, Л. А. Мей, К. М. Фофанов, В. Я. Брюсов, М. А. Волошин, Саша Черный…
И это — только в русской поэзии; вдобавок не считая бесчисленного множества поэтов ее второго и третьего эшелонов, которые также пытались соперничать с автором бессмертной поэмы или выразить свой восторг перед этим произведением.
Что касается еврейской религиозной философии, то она утверждает, что далеко не каждое поэтическое произведение можно назвать словом «шир» — «песня». «Песня» — это то, что рождается в состоянии запредельного вдохновения, в состоянии такого духовного порыва, когда человек или даже весь народ прорывается за материальные границы мира. А потому подлинная песня может быть обращена только к Творцу этого мира, проявлением желания слиться с ним.
Всего за человеческую историю, развивают эту мысль раввинистические авторитеты, суждено создать лишь десять подлинных песен.
Первую такую песню спел Адам, когда был прощен его грех с плодом с Древа познания добра и зла.
Вторая песня была сложена Моисеем и идущими за ним сынами Израиля во время чуда рассечения Чермного моря.
Третью песню израильтяне сложили, когда им был дан колодец в пустыне.
Четвертую песню — «Внимайте, Небеса…» — сложил Моисей перед смертью.
Пятая песня была сложена Иисусом Навином, когда по его просьбе остановилось Солнце.
Автором шестой песни стала пророчица Дебора (Двора), воспевшая победу над Сисрой.
Седьмая песня была сложена Ханой, когда Бог дал ей сына — будущего великого пророка Самуила.
Восьмая песня была сложена царем Давидом и, наконец, девятая превосходящая их все — царем Соломоном, отчего она и была названа «Песнь песней».
Десятая, последняя песня, гласит эта мифологема, будет создана в честь прихода Мессии. Точнее, она уже создана, но еще не открыта людям
[122].
Надо заметить, что, судя по наблюдениям автора этой книги, большинство русскоговорящих читателей знакомы с «Песнью песней» не по ее библейскому тексту, а по уже упоминавшейся повести А. И. Куприна «Суламифь», опубликованной в 1908 году. Нельзя не признать, что, будучи сыном священника, Куприн был хорошо знаком как с Ветхим Заветом, так и с православной библеистикой, а через нее — и с еврейскими комментариями на «Песнь песней». Кроме того, писатель, по его собственному признанию в письме Батюшкову, проделал колоссальную работу по собиранию материалов для этой небольшой повести. Но следует сразу сказать, что история о любви утонченного и прекрасного царя Соломона к пастушке Суламифи от начала до конца является художественным вымыслом. Ни оригинальный текст «Песни песней», ни один из канонических переводов ее ни на церковнославянский, ни на современный русский язык не дает повода для такой трактовки. Вообще, трактовок у «Песни песней» за тысячелетия ее существования появилось великое множество, да и вопросов, связанных с ней, у библеистов тоже немало.
Главным из этих вопросов является вопрос: действительно ли «Песнь песней» была написана царем Соломоном или, по меньшей мере, могла ли быть им написана?
Споры по этому поводу не утихают и сегодня.
Сторонники версии, что «Песнь песней» была создана в X–IX веках до н. э., то есть в эпоху Соломона и, весьма вероятно, написана самим Соломоном, указывают на то, что она начинается с указания автора («Песнь песней Шеломо»); что в тексте упоминаются реалии и топонимы, характерные для той эпохи (например, город Фирца, в оригинальном произношении — Тирца, ставший столицей Израильского царства в IX веке до н. э.), наличие угаритских слов и т. д.
Ряд библеистов XIX века (Г. Грец, Р. Пфейфер, О. Эйсфельдт и др.) считали, что «Песнь песней» написана под влиянием эллинистической поэзии, и потому датировали ее едва ли не III–II веками до н. э. Однако эта версия выглядит необоснованной, хотя бы потому, что в тексте поэмы не просматривается никакого эллинистического влияния и уж тем более в нем не обнаруживаются какие-либо заимствования из древнегреческого.
Зато в нем есть пара-тройка заимствований из персидского и арамейского языков, и это позволило другой группе библеистов (У. Олбрайт, Р. Гордис, Г. Форер и др.) высказать предположение, что «Песнь песней» была написана вскоре после возвращения евреев из Вавилонского плена, то есть в середине V века дон. э.
