Однако Моисей после долгих раздумий пришел к выводу, что брать город нужно именно со стороны пустыни, так как именно оттуда Валаам и его клика меньше всего ждут удара. Вскоре он уже стоял перед царем, излагая ему свой план. По замыслу Моисея, справиться со змеями можно было с помощью ибисов и аистов — птиц, которые не только не боятся этих тварей, но и охотно употребляют их в пищу.
Получив от царя Кукиноса разрешение действовать так, как он считает нужным, Моисей велел поймать как можно больше водившихся в изобилии в округе аистов и ибисов и запретил их кормить чем-либо в течение двух дней.
На третий день Моисей приказал каждому воину взять в одну руку меч, а в другую — птицу и повел армию Куша в обход города. Когда солдаты приблизились к «змеиному полю», Моисей приказал отпустить птиц. Голодные пернатые набросились на змей, уничтожили их, и армия беспрепятственно двинулась дальше и ворвалась в город. Всего за несколько часов сопротивление мятежников было сломлено, Кукинос вернулся в свой дворец, и если о чем-то жалел, так это о том, что так и не сумел взять в плен и казнить Валаама — тот вместе с сыновьями успел бежать из города.
Моисей, ставший всеобщим любимцем в армии Кукиноса, был назначен царем ее главнокомандующим. При этом юная дочь царя без памяти влюбилась в нового военачальника и стала умолять отца выдать ее за него замуж. Разумеется, когда Кукинос предложил Моисею стать его зятем, тот не решился отказаться, хотя и не испытывал к своей невесте никаких чувств. Но зато после свадьбы он и не подумал вступить в свои супружеские права — уже в первую брачную ночь принцессе, глотая слезы, пришлось спать одной...
Далее мидраш сообщает, что в 2395 году по еврейскому летосчислению (1366 год до н. э.) Кукинос скончался, и двадцатисемилетний Моисей стал царем Куша. Ровно сорок лет он правил этим могущественным африканским государством, проявив себя за эти годы как мудрый и справедливый царь. И все это время царица Куша надеялась, что ее красота и преданность в конце концов сломят Моисея и он простит ей навязанный ему брак. Но время шло, она старела, а ее муж и не думал о том, что стране нужен законный наследник или, еще лучше, наследница престола. Наконец настал день, когда царица велела собрать во дворце представителей всех сословий и на этом народном собрании объявила, что ее муж не спит с ней и богам Куша не служит.
После того как Фарбис произнесла эти слова, во дворце повисло тяжелое молчание. Продолжение царского рода считалось в Куше священной обязанностью царя, за уклонение от которой полагалось не только низложение с престола, но и смертная казнь. Но народное собрание Куша не захотело платить Моисею черной неблагодарностью за все добро, которое сделал для страны за годы своего царствования. В итоге, после бурных споров, оно решило приговорить Моисея к изгнанию из страны.
Так в 67 лет он снова вынужден был стать скитальцем и, перейдя с одной котомкой и бурдюком с водой границу Куша, направился в Мадиам в надежде найти в этой стране хоть какое-то пристанище.
Шюре, то ли совершенно незнакомый с полной еврейской версией жизни Моисея, но, вероятнее всего, просто сознательно от нее дистанцирующийся, утверждает, что Моисей-Хозарсиф бежал из Египта сразу в Мадиам. Причем он точно знал, куда именно он бежит — в храм, где из века в век передавалось тайное учение о едином Боге, первосвященником которого и был Иофор.
«По ту сторону Красного моря и Синайского полуострова, в стране Мадиамской, — пишет Шюре, — находился храм, не зависевший от египетских жрецов. Эта область простиралась зеленой лентой между Эламитским заливом и Аравийской пустыней. Издали, по ту сторону морского залива, виднелись темные массы Синая и его обнаженная вершина. Заключенная между пустыней и Красным морем, защищенная вулканическим гребнем, эта уединенная местность была в безопасности от вторжения.
Упомянутый храм был посвящен Озирису, но в нем же поклонялись Богу под именем Элоим, ибо это святилище эфиопского происхождения служило религиозным центром для арабов, для семитов, а также для представителей черной расы, искавших посвящения.
В течение целых веков горы Синай и Хорив представляли собой мистический центр культа единобожия. Величественный вид, обнаженный и дикий, горы Синая, одиноко возвышавшейся между Египтом и Аравией, вызывал идею единого Бога. Множество семитов стекалось сюда для поклонения Элоиму. Они проводили несколько дней в посте и молитве в глубине пещер и галерей, высеченных внутри Синая. Перед этим они подвергались очищению и получали наставления в храме Мадиамском.
Здесь-то и нашел убежище Хозарсиф.
Первосвященником Мадиамским, или Рагуилом, был в то время Иофор. Он принадлежал к наиболее чистому типу древней эфиопской расы, которая за четыре или пять тысяч лет до Рамзеса господствовала над Египтом... Иофор не обладал ни выдающимся вдохновением, ни деятельной энергией, но он был большим мудрецом. Он владел сокровищами знания, накопленными в его памяти и вырезанными на камне в Мадиамском храме...»
В этом храме, по версии Шюре, Хозарсиф прошел мистерию очищения от греха совершенного им убийства, после чего ему и было дано имя Моисей. Затем Моисей, по Шюре, взял в жены дочь Иофора Сепфору, многие годы провел в храме, изучая учение о едином Боге и открытые Иофору тайны мироздания, после чего у него и созрел план увести угнетаемых и униженных евреев из Египта и превратить их в народ-носитель идеи единого Бога.
Следует отметить, что Шюре не приводит никаких источников, на основе которых он выстраивает эту свою версию, и никаких фактических подтверждений (например, открытого археологами древнего храма в районе Синайского полуострова или тех же пещер и галерей внутри горы Синай) у нее нет.
В связи с этим эта версия Шюре выглядит столь же спекулятивно, как и многие другие его гипотезы. В то же время следует отметить, что нарисованный им портрет Иофора в целом совпадает с тем портретом тестя Моисея, которые рисуют еврейские источники (и которым, кстати, тоже нет никакого фактического подтверждения).
Мидраш утверждает, что Иофор и в самом деле был одним из величайших мудрецов и мистиков своего времени, посвященным в мистерии самых различных языческих культов. Жажда обретения истинной веры сжигала его на протяжении всей жизни, и в поисках ее он побывал в вавилонских, ханаанских и египетских храмах. На определенном этапе жизни Иофор достиг высокого положения среди египетского жречества и вошел в число ближайших советников фараона. Однако жизнь при дворе непредсказуема и, попав в немилость к фараону, Иофор, как в свое время Валаам, вынужден был бежать из Египта в Мадиам. Здесь он, повествует далее мидраш, был принят с огромным почетом и вскоре и в самом деле стал первосвященником в главном храме Мадиама.
Однако чем дальше, тем больше Иофор приходил к мысли о бессмысленности служения идолам. Он еще не созрел до идеи существования только одного Бога — Творца Вселенной, не имеющего зримого образа, но уже ощущал всю ложь и фальшь язычества и в конце концов отказался вести службы в мадиамском храме. Понятно, что этот его шаг вызвал взрыв ненависти и озлобления у мадианитян, решивших в ответ подвергнуть Иофора остоакизму. Отныне никто из мадианитян не должен был с ним общаться; с ним запрещено было родниться; более того - к нему было запрещено наниматься в пастухи, и ему не оставалось ничего другого, как послать пасти скот своих семерых дочерей При этом местные скотоводы чинили им всяческие препятствия, и у колодца - главного центра жизни в пустыне - бедные девушки вынуждены были ждать, когда все пастухи закончат поить свои стада, и только после этого они могли подвести к водопою своих овец, так что возвращаться домой им зачастую приходилось затемно. Однако в один из дней дочери Иофора решили прийти к колодцу пораньше и напоить овец прежде, чем вокруг него начнут собираться возвращающиеся с пастбища пастухи. Они уже наполнили корыта, когда у водопоя появились мадианитяне и стали отгонять овец Иофора, одновременно всячески оскорбляя его дочерей и угрожая им расправой. В этот час у колодца и появился бежавший из Куша Моисей. Разумеется, он не мог знать истинных причин столь наглого поведения пастухов, но при виде этой сцены в нем заговорило природное чувство справедливости. В мгновение ока Моисей раскидал в стороны наседавших на девушек пастухов, дал им напоить своих овец, проводил их до дома, и тогда дочери Иофора, согласно принятым на Востоке законам гостеприимства, пригласили его войти в дом. Нет, это отнюдь не был дом египетского вельможи или обладавшего почти безграничной властью жреца. Пол центральной комнаты глинобитного домика был покрыт соломой, а место для еды было окружено подушечками. Сам Иофор сидел в углу на соломенной циновке, погрузившись с головой в чтение какого-то египетского пергамента. Что случилось? Почему вы сегодня вернулись так рано? — не поднимая глаз, спросил Иофор. Вот этот египтянин помог нам сегодня, и мы смогли напоить овец вовремя, — ответила старшая дочь. Запомните эту фразу. Именно на нее указывают многие сторонники версии о том, что Моисей был все-таки египтянином, а не евреем. Еврейские источники, разумеется, тоже обращают внимание на эти слова. Они утверждают, что Моисей слышал их и промолчал, так как не знал, как в Мадиаме отнесутся к еврею. Отказ Моисея немедленно опровергнуть слова девушки, заявить о том, что он — еврей, говорит мидраш, стал одним из тех грехов, за которые он был лишен права войти в землю, обещанную Богом еврейскому народу. Однако стоит заметить, что из самого текста Библии вовсе не следует, что Моисей слышал слова девушки, как и вообще то, что они пригласили его войти за собой в дом. Да и подобное их поведение, учитывая нравы того времени, выглядело бы даже не нескромно, а вызывающе — к себе в дом постороннего мужчину сами могли пригласить лишь девицы легкого поведения. Скорее, дело обстояло наоборот: Моисей остался на улице, но когда Иофор узнал о том, что он помог его дочерям, то послал их к незнакомцу с просьбой стать его гостем — или же дочери сами подсказали отцу, что следовало бы пригласить его в гости. Уже за трапезой Иофор, узнав, что Моисей — изгнанник, предложил ему стать у него пастухом, а потом и выдал за него свою дочь Сепфору. Впрочем, чтобы не быть голословными, процитируем соответствующий отрывок Пятикнижия. «А у жреца Мидьяна было семь дочерей; пришли они, и начерпали воды, и наполнили каменные корыта, чтобы напоить скот отца своего. И пришли пастухи, и отогнали их, но Моше поднялся на их защиту, и спас их, и напоил их скот. И пришли они к Реэулю, отцу своему, и спросил он: "Отчего вы так скоро пришли сегодня?" И сказали они: "Один египтянин спас нас от пастухов, а также начерпал нам воды и напоил скот". И сказал он своим дочерям: "А где же он? Что же вы оставили этого человека? Позовите его, пусть поест хлеба". И согласился Моше жить у того человека, и выдал тот за Моше дочь свою, Ципору. И родила она сына, и назвал его Моше именем Гершом, сказав: "Пришельцем стал я в чужой стране"...» (Исх. 2:16—22). Коран, в целом придерживаясь версии Библии и явно основываясь на ее тексте и тех же мидрашах, рисует приблизительно такую же картину событий: «И когда он подошел к воде Мадиана, то нашел там толпу людей, которые поили. И нашел, не доходя до них, двух женщин, отогнавших в сторону Он сказал: "В чем ваше дело?" Они сказали: Мы не можем поить, пока не отойдут пастухи, а наш отец - глубокий старик. И напоил он для них, а потом отвернулся в тень и сказал: "Господи я нуждаюсь в том благе, которое Ты мне ниспослал!"
