И далее, когда оказывается, что с девочками ребенок хочет дружить не меньше, чем с мальчиками, Фрейд роняет парадоксальную фразу: «Наш Ганс, несмотря на свои гомосексуальные наклонности, при расспросах матери ведет себя как настоящий мужчина»
[169]. То есть вопрос о гомосексуальных, а точнее, бисексуальных наклонностях четырехлетнего мальчика, непонятно почему, кажется Фрейду уже решенным.
Отец мальчика, Макс Граф, видит ситуацию глазами Фрейда, и когда у сына возникает страх перед укусом лошади, спешит найти именно сексуальное объяснение этой фобии. «Сексуальное возбуждение, вызванное нежностью матери, вероятно, является причиной нервного расстройства, но вызывающего повода я указать не в состоянии. Боязнь, что его на улице укусит лошадь, быть может, связана с тем, что он был где-нибудь испуган видом большого пениса. Как вы знаете, он уже раньше заметил большой пенис лошади, и тогда он пришел к заключению, что у матери, так как она большая, Wiwimacher должен быть как у лошади», — писал Граф Фрейду.
Фрейд, разумеется, выдвигает свое объяснение природы фобии: он связывает ее с попыткой мальчика вытеснить сексуальное влечение к матери, проявляющееся в стремлении находиться с ней в постели, в потребности в ее ласке и, наконец, в эдиповом комплексе — стремлении тем или иным путем устранить отца, остаться с матерью вдвоем.
«Он действительно маленький Эдип, который хотел бы устранить отца, чтобы остаться самому с красивой матерью, спать с ней. Это желание появилось во время летнего пребывания в деревне, когда перемены, связанные с присутствием или отсутствием отца, указали ему на условия, от которых зависела желаемая интимность с матерью. Тогда, летом, он удовольствовался желанием, чтобы отец уехал. К этому желанию позже присоединился страх быть укушенным белой лошадью, — благодаря случайному впечатлению, полученному при отъезде другого отца. Позже, вероятно, в Вене, где на отъезд отца больше нельзя было рассчитывать, уже появилось другое содержание: чтобы отец подолгу был в отсутствии, был мертв», — разъясняет Фрейд.
В итоге, благодаря данным Фрейдом советам, родители маленького Ганса ведут с ним откровенные разговоры о природе человеческого тела, объясняют ему, что за его страхом перед лошадьми кроется страх перед большим пенисом, мастурбацией и т. п. — и Ганс «излечивается». Причем, будучи освобожден от своего детского страха, он одновременно избавляется от невроза, который мог бы, развившись на почве вытеснения этого страха, поразить его в будущем.
Заканчивается очерк, разумеется, одой психоанализу и рекомендацией родителям быть как можно более откровенными с детьми в вопросах секса. Рекомендация эта, как известно, была принята к сведению и оказала огромное влияние на последующее развитие дошкольной психологии и педагогики в Европе и США, которое, впрочем, разные исследователи оценивают по-разному.
Вопрос заключается в том, какова реальная научная ценность содержания и выводов этого очерка.
Повторим: факты, приведенные в нем, интересны, вызывают доверие, и потому он читается любителями подобного рода литературы с увлечением — подобным, скажем, тому же, с каким увлечением читается замечательная книга Корнея Чуковского «От двух до пяти». Но пристрастный читатель наверняка обратит внимание, что, находясь в плену своей сексуальной концепции, и автор, и отец «маленького Ганса» буквально навязывают ему собственные взгляды и мысли.
Приведем опять в качестве примера только несколько цитат.
«Когда Лицци должна была уезжать, перед ее домом стоял экипаж с белой лошадью, чтобы увезти ее на вокзал. (Лицци, как он мне рассказывает, это девочка, живущая в соседнем доме.) Ее отец стоял близко около лошади; лошадь повернула голову (чтобы его тронуть), а он и говорит Лицци: „Не давай пальцев белой лошади, а то она тебя укусит“. Я говорю на это: „Слушай, мне кажется, что то, что ты думаешь, вовсе не лошадь, a Wiwimacher, которого нельзя трогать руками“.
Он: „Но ведь Wiwimacher не кусается“.
Я: „Всё может быть!“
На что он мне весьма оживленно старается доказать, что там действительно была белая лошадь»
[170].
Итак, как видим, Ганс, по его словам, испугался белой лошади, однако отец пытается его убедить, что его страх связан именно с Wiwimacher, то есть с пенисом, что вызывает у ребенка возражение. Фрейд, тем не менее, разделяет мнение отца и дает этому весьма малоубедительное обоснование: «…при ощущении зуда в головке члена, которое заставляет прикасаться к нему, дети говорят обыкновенно: „Меня кусает“»
[171].
«…Утром 13 марта я говорю Гансу: „Знаешь, когда ты перестанешь трогать свой Wiwimacher, твоя глупость начнет проходить“.
Ганс: „Я ведь теперь больше не трогаю Wiwimacher“.
Я: „Но ты этого всегда хотел бы“.
Ганс: „Да, это так, но хотеть не значит делать, а „делать“ — это не „хотеть““»…
Поистине, возникает впечатление, что ребенок в данном случае умнее и более сексуально выдержан, чем отец.
Далее:
«В Шенбрунне он проявляет страх перед животными. Так, он ни за что не хочет войти в помещение, в котором находится жираф, не хочет войти к слону, который обыкновенно его весьма развлекает. Он боится всех крупных животных, а у маленьких чувствует себя хорошо. Среди птиц он на этот раз боится пеликана, чего раньше никогда не было, вероятно из-за его величины.
Я ему на это говорю: „Знаешь, почему ты боишься больших животных? У больших животных большой Wiwimacher, а ты на самом деле испытываешь страх перед большим Wiwimacher“.
Ганс: „Но я ведь никогда не видел Wiwimacher у больших животных“.
Я: „У лошади ты видел, а ведь лошадь — тоже большое животное“.
Ганс: „Да, у лошади — часто…“
<…>
Я: „…и ты, вероятно, начал бояться, когда однажды увидел у лошади большой Wiwimacher. Но тебе этого нечего пугаться. У больших животных большой Wiwimacher, у маленьких — маленький“.
Ганс: „И у всех людей есть Wiwimacher, и Wiwimacher вырастет вместе со мной, когда я стану больше; ведь он уже вырос“…»
[172].
Когда Гансу после похода в зоопарк приснился сон о двух жирафах, изображение жирафа вдобавок висело над его кроваткой («Ночью в комнате был один большой и другой измятый жираф, и большой поднял крик, потому что я отнял у него измятого. Потом он перестал кричать, а потом я сел на измятого жирафа»), сон этот немедленно толкуется как отражение попыток Ганса понять взаимоотношения между отцом и матерью и попытку занять место отца («сесть на „измятого“ жирафа»).
