Одним из самых остроумных (и нравоучительных) сочинений Фонвизина, вне всякого сомнения, является напечатанное в 1783 году в журнале «Собеседник любителей российского слова» «Поучение, говоренное в Духов день иереем Василием в селе П.». В этой миниатюре нет ни сатиры на священничество, ни кощунственного смеха, напротив, отец Василий — мудрый пастырь, знающий должность добрых крестьян, искореняющий пороки и владеющий языком, доступным простецам. Обращаясь к немногочисленной и не вполне трезвой после вчерашнего праздника пастве, проповедник заговаривает с каждым персонажем отдельно: «Отчего, например, ты, крестьянин Сидор Прокофьев, пришел к обедне, может быть с умиленным сердцем, но с разбитым рылом? Отчего и ты, выборный Козьма Терентьев, стоишь, выпуча на святые иконы такие красные и мутные глаза…» Лишь только Фонвизин начинает рассуждать о проблемах бытия, тайнах мироустройства, Божьем Промысле, дает слово православным проповедникам и при этом вводит в свою «пьесу» людей подлого звания, он непременно смешивает «высокие», приличные торжественной проповеди, и «низкие», годные для кабацкой перебранки, слова. «Харя и чело» сталкиваются в «Послании к слугам моим: Шумилову, Ваньке и Петрушке», а «умиленное сердце» и «разбитое рыло» — в «Поучении» крестьянам села П. Правда, из-за «Послания к слугам моим» Фонвизин в свое время прослыл веселым и презирающим святыни безбожником, а в «Поучении» изобразил умного священника и добродетельного, не пьющего, чадолюбивого и искренне верующего крестьянина Якова Алексеева. Пройдя середину жизненного пути, Фонвизин в самом деле перестал быть «нашим скептиком», но за 20 петербургских лет его манера шутить над задумавшимися о Божьем Промысле мужиками существенных изменений не претерпела. Хотя противопоставлять два этих произведения было бы не совсем правильно: от «Послания к слугам моим» Фонвизин не отрекался никогда и в 1788 году включил его в число своих творений, собранных для издания полного собрания сочинений.
Пугачевщина и конец турецкой войны
Однако вернемся к событиям, предшествовавшим женитьбе Фонвизина. В начале 1770-х годов он трудится во внешнеполитическом ведомстве под началом Никиты Панина, находится в переписке с Петром Паниным, держит его в курсе всех европейских событий, но не забывает информировать «сиятельнейшего графа» и о делах внутрироссийских. В начале 1772 года Фонвизин рассказывает брату патрона о беспорядках, произошедших на Камчатке, где «глупые ссылочные» во главе с авантюристом графом Морицем Августом Беневским (или, иначе, бароном де Беневом, в недалеком будущем — «королем Мадагаскара») истребили начальство, «пограбили город и сев на лодки, поплыли в Америку, будто завоевывать ее». Хотя завоевание Америки в планы дерзких беглецов и не входило, это странное дело могло вызвать международный резонанс, было не вполне внутриполитическим, и, следовательно, о его деталях должен был узнать хорошо осведомленный сотрудник Коллегии иностранных дел (по словам Фонвизина, о камчатском происшествии в частном письме своему брату, петербургскому генерал-полицмейстеру, сообщал сибирский губернатор полный тезка Фонвизина Денис Иванович Чичерин). Не только внутренней проблемой России могло стать и охватившее восточные окраины империи восстание Пугачева: позднее шведский король Густав III скажет, что тогда, сразу после осуществленной им шведской «революции», он мог бы воспользоваться случаем и сокрушить погружающегося в хаос, противостоящего Оттоманской империи и новоявленному самозванцу Пугачеву «старинного наследственного врага», но, соблюдая кодекс рыцарской чести, от вероломного вторжения отказался. Правда, Фонвизину не было нужды рассказывать «братцу» своего шефа об обстоятельствах крестьянской войны: после внезапной смерти генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова направленные против Пугачева силы возглавил корреспондент и друг Фонвизина — боевой генерал, герой Семилетней и Первой турецкой войн, покоритель Бендер Петр Иванович Панин.
Оба военачальника, и Бибиков и Панин, регулярно получали от Фонвизина «газеты» и держали его в курсе всех происходящих событий. В письме, написанном в Казани и датированном 29 января 1774 года, Бибиков рассказывает своему приятелю о трудностях вооруженной борьбы с «проклятой сволочью», удивляется, почему ведомство, в котором служит Фонвизин, до сих пор не достигло мира с Турцией, и просит «уведомлять сколь можно чаще» «о делах внешних». В письме, написанном в Москве в августе 1774 года, Петр Панин рассуждает о Бибикове, который «в рвении своем по службе умер», а в письме, отправленном из Симбирска и датированном 27 октября того же 1774 года, извещает «дорогого приятеля Дениса Ивановича» о «низложении столь язвительного врага государственного и бунтовщика», то есть Емельяна Пугачева, и передаче его в руки учрежденной в Москве и возглавляемой тамошним генерал-губернатором князем Михаилом Никитичем Волконским Особой комиссии Тайной экспедиции Сената. «Обыкновенный почталион прибыл вторым к находящемуся у меня из прежних, привез ко мне письмо ваше, государь и дорогой приятель Денис Иванович, от 17-го числа нынешнего месяца со включенными газетами; без упоминания об них, но при оных дошло до меня еще только новоизданная от господина Сумарокова книга о Стеньке Разине, весьма подобном своими злодеяниями низложенному ныне мною врагу государства, которой 26-го числа поутру нынешнего месяца выпровожен уже из моих рук под стражею гвардии господина капитана Галахова в руки князь Михайлы Никитича Волконского». Обо всех перипетиях многотрудной войны с восставшей «чернью» помещик Фонвизин знал лучше, чем кто-либо из российских дворян. Российское же дворянство ликовало: благодаря «достойному орудию промысла Великия Екатерины», Петру Ивановичу Панину, империя была спасена от конечной гибели, а ее цвет — от полного истребления.
В ноябре — декабре 1774 года победоносный генерал следует в столицу и в каждом городе разоренного края принимает поздравления и слушает благодарственные речи тамошнего дворянского корпуса. Выжившие «верные сыны» матери-императрицы уверяют героя, что о его подвиге не забудут «самые отдаленные» их потомки, что он «честь, слава и красота» российского благородного сословия и что именно он встал на пути недостойного упоминания врага, который «стремился на разрушение связи, целость государства составляющий и в лице Дворян истреблял подпору престола Владеющей нами». Панин же, еще недавно отставленный ото всех дел, чувствует себя спасителем отечества, пребывает в прекрасном расположении духа, отвечает встречающему его дворянству, что готовность отдать свою жизнь за отечество и императрицу является «их», дворян, «преимуществом» перед «простым народом», и тут же отправляет Фонвизину поздравление с бракосочетанием.
От лица благородного сословия вообще и столичного в частности победу над Пугачевым прославил знаменитый А. П. Сумароков. Кроме полученного Паниным исторического разыскания о преступлениях Стеньки Разина, шляхетскому сыну Сумарокову принадлежат «Стихи на Пугачева», где, между прочим, отмечается, что «подлый, дерзкий человек, незапо коего природа извергла на блаженный век ко бедству многого народа», «в наши предан ныне руки». Злодей, имя которого предпочитают не упоминать ни в частных письмах, ни в благодарственных речах, ни в торжественных стихотворениях, оказался в плену у тех, кого он уничтожал без всякого милосердия, и скоро понесет заслуженное наказание. Как известно, покаявшийся в своих преступлениях Пугачев был приговорен к четвертованию и 10 января 1775 года казнен. В соответствии с тайным распоряжением императрицы палач начал страшную экзекуцию с того, что отрубил государственному преступнику голову и тем избавил его от дальнейших мучений. Известно также, что многочисленные зрители из числа дворян поступком «милосердного» палача были очень недовольны, полагали, что он или плохо знает свое дело, или подкуплен друзьями самозванца.
