У Ирены не было времени на сантименты. Пан Стаховяк увидел ее с ребенком на руках в дверях парадного и вылез из кабины фургона. Он посмотрел вверх и вниз по улице и кивнул в сторону машины. Ирена спрятала Изека под пальто и рванулась через уже превратившийся в слякоть снег к дверям фургона, где Стаховяк уже развернул брезентовый саван только что загруженного покойника. Ирена положила усыпленного люминалом Изека между ног трупа. Труп одеревенел от мороза, но в фургоне было тепло – достаточно тепло, чтобы ребенок не замерз за время путешествия через блокпост на улице Генся до находящегося на арийской стороне города еврейского кладбища.
Ирена вручила Пану Стаховяку 200 злотых на тот случай, если понадобится дать взятку, но страх немцев перед тифом был настолько силен, что мертвецкий фургон обыскивали очень редко. На еврейском кладбище их будет ждать Ирена Шульц с новыми документами Изека. Через потайную калитку она выйдет через соседнее христианское кладбище в город и сядет на трамвай.
Фургон двинулся в путь, и Ирена вернулась к пану Рознеру, который следил взглядом за удаляющимся грузовиком, роняя слезы в свою бороду.
Ирена тронула его за руку.
– Завтра я приду за Мириам.
Она поспешила уйти, пока он не передумал.
* * *
На следующее утро Ирена вошла в гетто через ворота на Лешно. Украинский солдат дежурно нахамил ей, чтобы выслужиться перед офицером, и тщательно проверил ее документы. Она почувствовала, что сердце уходит в пятки, сразу же, как свернула на Волынскую. Мостовая улицы была усеяна вещами… детский башмачок, носовой платок, трость, Тора, обломки выброшенной из домов мебели… и поняла, что здесь недавно завершилась немецкая Aktion.
Поднимаясь на третий этаж в квартиру 3Б, она слышала, как ее шаги разносятся эхом по пустым коридорам. Двери квартир были распахнуты настежь, на ее зов никто не откликнулся. Окна были разбиты, а посреди пустой комнаты так и осталась висеть колыбель Изека. Под ногами хрустели осколки стекла. Рядом с колыбелью Ирена нагнулась и подняла с пола заколку… ту самую, что видела вчера на голове Мириам.
Глава 21
Теплая ванна
Варшава, январь 1943 – октябрь 1943
После январского восстания в гетто отключили последние телефонные линии, и из средств связи остались только письма (ненадежно), курьеры (опасно) и устные сообщения (возможны неправильные интерпретации). В гетто начали строить подземные бункеры. Даже в районах легального проживания Ирене не раз приходилось беседовать с матерями, добывающими на черном рынке кирпичи, цементный раствор и мешки песка. Многие сушили сухари и запасались другими продуктами. Но оптимизма это людям не прибавляло.
Сеть Ирены работала на пределе, спасать детей изо дня в день становилось все опаснее. Ирена все чаще обращалась к бойцам ЖОБ за помощью в составлении маршрутов спасения. Ее же все чаще просили достать капсулы с цианидом.
* * *
Январь 1943
Эстера Штроссберг → Зофья Бодысь – Монастырь Сестер Семьи Марии, Плуды
Рахела Аптакер → Ядвига Шишко – Монастырь Сестер Семьи Марии, Плуды
Петр Цеттингер → Хенрик Жмуда – Монастырь Сестер Семьи Марии, Плуды
Изак Коперман → Витольд Гернер – Монастырь Сестер Семьи Марии, Плуды
В три часа ночи Ирену разбудил еле слышный стук. Она сразу открыла дверь, чтобы не успела проснуться мать или соседи. В квартиру хлынула удушливая вонь канализации. На пороге в огромном плаще стояла девочка-подросток с коротко стриженными темными волосами и посиневшими от мороза губами. Она тряслась от холода, из рваных рукавиц торчали кончики пальцев. За ее спиной еще четыре ребенка сгрудились в сплошную темную массу из лохмотьев, рук, ног и клубов пара.
– Меня… меня зовут Тереза, – сказала она дрожащим голосом. – А вы Иоланта, да? Мы отстали от других. Проводник… ну, тот, что вел нас через канализацию… он был пьяный. Кто-то крикнул про газовую атаку, и мы побежали. Извините, что я вас беспокою… Но я больше никого не знаю…
Она не могла справиться с охватившей ее дрожью, а потом вдруг заплакала.
– Прекрати! – прошипела Ирена и затащила ее в квартиру.
Вслед за ней гуськом, словно чумазые птенцы, последовали и хнычущие дети.
Уже закрывая дверь, Ирена увидела, что через приоткрытую дверь за ними наблюдает пани Маржец. На мгновение они встретились взглядами, и соседка поспешно закрыла дверь. Пани Маржец жила одна, вела себя, как правило, вежливо и приветливо, но была фольксдойче
[93], т. е. полькой с немецкими корнями, а многие этнические немцы охотно сотрудничали с оккупантами. Они с Иреной просто вежливо здоровались и никогда не разговаривали о политике. Если даже она до сих пор ни в чем не подозревала Ирену, то теперь у нее не будет никаких сомнений в том, что Ирена «держит дома кошек».
Всем в Польше было известно, что происходит с семьями, преданными информаторами, или шмальцовниками. По свидетельствам очевидцев, всю семью выводили на улицу и выстраивали в шеренгу. Сначала расстреливали отца семейства, потом на глазах у матери одного за другим убивали детей… сначала еврейских детей, которых скрывали эти люди, а потом и их собственных. Мать расстреливали последней. Тела казненных оставляли на улице в назидание другим, и только утром их забирал мертвецкий фургон.
– Быстро в ванную, все вместе! – прошептала Ирена. – Снимите всю одежду. До нитки!
Ирена подбросила в буржуйку угля, а потом, невзирая на ночной холод, распахнула все окна. Они с Терезой раздели детей, которые, лишившись своих вонючих лохмотьев, превратились в живые скелеты с белыми пятнами глаз на замурзанных лицах. Им было от четырех до семи лет, но худы они были до такой степени, что, даже встав вчетвером в ванну, не заняли ее полностью. Тереза передала Ирене список, в котором были указаны имена и возраст детей. Особенно выделялся среди них самый маленький 4-летний мальчик. Ирена приказала им сесть, наполнила ванну теплой водой и стала отмывать…
– Тебя зовут Петр? – спросила она самого маленького.
Он посмотрел на нее впалыми от голода глазами:
– Да. Петр Цеттингер.
– Я знаю твоего папу.
Она полила ему на голову теплой водой из ковшика. Мальчик закрыл глаза и улыбнулся, словно никогда доселе не чувствовал такого абсолютного блаженства.
– Его отец – юрист, – сказала Ирена Терезе. – До войны мы работали в отделе социальной защиты.
Внезапно дверь ванной распахнулась, впустив холодный воздух из комнаты. На пороге стояла мать Ирены. Она держалась за дверной косяк, щурилась, чтобы глаза привыкли к яркому свету, и морщилась, чувствуя неприятный запах.
– Ирена, в чем дело?
Ирена продолжила намыливать спину ребенка.
