– Ради детей будь сильнее и наберись отваги…
Немецкие охранники с грубой руганью отвели два десятка обреченных до тюремного фургона, в который им помог забраться польский охранник.
– Осторожнее, – шепнул он Ирене, – не ударьтесь головой. Храни вас Бог.
У Ирены стало немного легче на душе, когда она почувствовала сострадание соотечественника.
Когда они приехали на Шуха, 25, Ирену вытолкнули из фургона прямо во входную дверь. От нестерпимой боли она еле волочила ноги. Она надеялась, что смерть будет быстрой и безболезненной. Женщины плакали, молились… Охранники выкрикивали имена и одну за другой уводили женщин в левую дверь.
– Ирена Сендлерова!
Часть третья
Канзас и Варшава, февраль 2000 – май 2008
Глава 23
Национальный День Истории
Канзас, февраль – май 2000
В конце февраля Лиз отправила в Еврейский Фонд Праведников письмо с просьбой сообщить, где похоронена Ирена. А на следующее утро она прочитала ответ от Дэвида Уайнстайна:
«Дорогая Элизабет,
я был немного удивлен вашим вопросом относительно места упокоения Ирены Сендлер. В наших предыдущих сообщениях мы забыли сказать вам, что Ирена Сендлер жива. Ей сейчас 90 лет, она проживает в Варшаве. Ее адрес: площадь На Роздрожу
[103], 3, квартира 22, 00-584, Варшава, Польша. Как Праведнику Мира, наш Фонд ежемесячно высылает ей финансовое пособие. Попробуйте с ней связаться сами».
Не веря своим глазам, Лиз несколько раз перечитала сообщение… Она сидела у компьютера, боясь выдохнуть, словно письмо могло раствориться в воздухе от неверного движения. Очень тихо, почти про себя, она пробормотала:
– Мистер К…
Прозвучал звонок, и в аудиторию хлынули ученики – полетели рюкзаки, хохот, болтовня, топот…
Лиз, не отводя взгляда от экрана, сказала еще раз, немного повысив голос:
– Мистер К.!
Она звала все громче и громче, пока не обнаружила, что кричит в голос, а окружающие, смолкнув, уставились на нее. Мистер К. присел рядом с ней и прочитал сообщение на экране.
– Чтоб меня!.. – пробормотал он. – Чтоб меня… Это же все в корне меняет.
Лиз бросилась из класса за Меган с Сабриной. Потом они втроем прибежали обратно в аудиторию 104, и Мистер К., прервав занятие, показал им на дверь видеостудии.
– Идите писать письмо! – сказал он.
Февраль 2000
Дорогая Ирена,
мы – три школьницы из Канзаса: Сабрина, Меган и Лиз. Нам 17, 15 и 15 лет. Мы вместе написали короткую пьесу о Вашей жизни и Холокосте. Лиз в этой пьесе играет Вас. Мы с этим спектаклем участвуем в историческом конкурсе.
Мы увидели Ваше имя в журнале, и за последний год провели историческое исследование. Мы получили информацию о Вас из Еврейского Фонда Праведников и из израильского мемориала Яд Вашем.
История Вашей жизни вдохновляет нас и наших одноклассников. Мы восхищаемся Вашей смелостью. В нашей пьесе мы попытались показать события, происходившие в Варшавском гетто. Мы считаем Вас одной из величайших женщин ХХ столетия.
Мы хотим задать Вам несколько вопросов. Говорите ли Вы по-английски или по-немецки? Живы ли Ваши родные? Поддерживаете ли Вы связь с кем-нибудь из спасенных вами детей? Если да, то не могли бы Вы дать нам их адреса или телефоны, чтобы мы могли с ними связаться? Написаны ли про Вас какие-нибудь книги? Как Вы живете теперь?
Может, Вам нужно послать денег на почтовые расходы? Мы посылаем Вам наши фото: Меган (в синем свитере и очках), Сабрина (белая кофточка и очки) и Лиз (саксофон, темные очки).
Спасибо Вам. Вы стали для нас примером.
Сабрина Кунс, Меган Стюарт и Лиз Камберс.
P.S. Нашего учителя, который помогает нам работать над проектом, зовут мистер Норман Конард.
На всякий случай они вложили в конверт $3 на почтовые марки.
Девочки не знали, почему на их письма не ответил сын Ирены Адам. У него, как у его отца Стефана и бабушки Янины, было слабое сердце. 23 сентября 1999 года, в возрасте 49 лет, он скоропостижно скончался от сердечного приступа. Он умер в тот самый день, когда в канзасском Юнионтауне Лиз нашла в папке журнальную вырезку, положив, таким образом, начало работе над Проектом «Ирена Сендлер».
* * *
Девушки каждый день проверяли почту, ожидая отклика из Польши, но суеверно избегали любых разговоров об этом. Дни шли за днями, минул месяц, а ответа все не было. Девочки старались отвлечь себя от ожидания подготовкой к запланированному на конец апреля выступлению на Канзасском Дне Истории, правили и переписывали пьесу, репетировали, возились с костюмами и декорациями.
В конце марта, через шесть недель после отправки письма Ирене, они собрались на очередную репетицию и рассматривали недавно найденное фото, сделанное в ноябре 1940-го, на котором была запечатлена длинная очередь евреев на входе в гетто. Меган положила на стол увеличительное стекло и, вздохнув, спросила:
– Как вы думаете, она нам ответит?
– Обязательно, – сказала Лиз. – Мне просто необходимо узнать, как ей удалось сбежать из Павяка.
Сабрина уныло опустила плечи:
– Она же совсем старенькая. Может, у нее просто нет сил или она уже плохо соображает.
– А может, просто не хочет, чтобы ей напоминали об этих жутких временах, – сказала Лиз.
Меган снова взяла в руку лупу и наклонилась над снимком:
– Я вот все думаю, знали ли эти люди, что скоро умрут? Мама говорит, что Ирена, наверно, больше думала не об этой жизни, а о том, что будет после нее.
Последнее слово, как это часто бывает, осталось за Сабриной.
– Она делала свое дело. Не обращая внимания на фашистов. С какой же стати она должна обратить внимание на наше письмо? – сказала она.
* * *
На улице лило как из ведра. Это был один из тех апрельских ливней, после которых воздух наполняется густым, но приятным запахом перегноя и прерии за одну ночь покрываются зеленью. Сабрина забежала в школьный офис посмотреть почту. Секретарша вручила ей толстый конверт. Увидев обратный адрес – Варшава, Польша, – Сабрина завопила «ура!» и полетела в аудиторию 104.
Она потрясла в воздухе конвертом:
– Лиз! Польша! Ирена Сендлер!
Лиз выхватила из руки Сабрины тяжелый конверт и, перевернув, посмотрела на обратный адрес – Ирена Сендлерова.
– Боже мой! От нее! Поверить не могу! От нее!
