Девочки взяли за правило перед началом спектакля выставлять в зале стеклянную банку, а рядом с ней ставили табличку, поясняющую, что пожертвования зрителей будут отправлены в Польшу Ирене на жизнь и лечение. Но, получив очередной чек, Ирена немедленно передавала его в благотворительную организацию или детский дом, а девочкам высылала расписки. Она не единожды писала девушкам, что жалеет в жизни только о том, что слишком мало сделала…
Количество приглашений выступить с «Жизнью в банке» резко подскочило в июле 2000-го, после того как в газете «Вичита Игл»
[108] появилась статья известного журналиста Стэна Фишера.
Три ученицы Юнионтаунской средней школы, – писал Фишер, – прославили на всю страну Ирену Сендлер, рассказав удивительную историю ее жизни в театральной постановке, подготовленной к конкурсу на Национальный День Истории, состоявшемуся в Вашингтоне, округ Колумбия.
С первых же дней работы над проектом девушки обнаружили, что почти никто не слышал имени Ирены Сендлер. Когда Меган Стюарт рассказывала перед началом Национального Дня Истории в Вашингтоне о своей постановке участнику конкурса, представлявшему штат Нью-Джерси, он сказал:
– Ах, Оскар Шиндлер! Я о нем слышал!
На что Меган ответила:
– Нет, это женщина, и ее зовут Ирена Сендлер.
По завершении конкурсных выступлений их учитель Норм Конард тоже отметил:
– Люди постоянно спрашивают нас, почему они никогда не слышали об этой женщине.
Ученицы надеются продолжить сбор денег для Сендлер, здоровье которой в последнее время сильно пошатнулось, а также навестить ее в Польше. В процессе работы над проектом, говорят девушки, они смогли многому научиться, но самым важным для себя результатом они считают понимание того, что называют «силой одиночки».
– Даже один человек, – говорит Сабрина Кунс, – способен изменить мир.
* * *
В начале сентября от Ирены пришло очередное письмо, к которому были приложены выписанные работниками двух детских домов расписки в получении денег, собранных девушками. Через неделю они получили перевод письма на английский:
Дорогие мои, близкие моему сердцу девочки,
Спасибо вам огромное за письмо, пьесу, фотографии и эмблему вашей школы. Я очень внимательно прочитываю все, что вы присылаете. Частично мне переводит моя внучка, а что-то помогает перевести моя знакомая. Я уже три года не могу читать сама. Я почти потеряла зрение из-за диабета, и раньше читала при помощи увеличительного стекла. Прежде чем перейти к главной теме, т. е. к содержанию пьесы «Жизнь в банке», я хочу сказать вам, что вы необычайно мудрые, интересные и думающие девочки, глубоко переживающие ужасы войны. Вы интересуетесь темой Холокоста. А понять ее трудно не только тем, кто не был свидетелем злодеяний нацистов, но и тем, кто сам стал их жертвой. Осознать и понять, что фашисты сделали с несколькими миллионами людей, среди которых было шесть миллионов евреев, почти невозможно.
О Второй мировой войне написано очень много, но понять масштабы преступлений нацистов не под силу никакому здравомыслящему, психически здоровому или просто нормальному человеку. По велению своих тонко чувствующих несправедливость сердец вы заглянули за фасад этих преступлений в поиске правды, и это желание узнать истину, а также почти незаметный след, оставленный мной в истории, привели вас ко мне.
Я думаю, вам нужно знать, что 23 сентября 1999 года, за несколько месяцев до того, как вы написали мне свое первое письмо, скоропостижно умер мой сын Адам. Ему было всего 49. Для матери не может быть ничего страшнее потери своего ребенка, и теперь мне пришлось понять это еще раз и совсем по-новому. Смерть сына разбила мне сердце… К сожалению, мне необходимо лечь в больницу.
Кроме того, я некоторое время не смогу переписываться с вами из-за серьезной болезни одной из работниц Еврейского института
[109], пани Голены Гобоской, которая печатает мои письма на машинке. В результате я пока не могу дописать те материалы, которые начала для вас готовить. Другие люди не могут перепечатать мои письма, потому что из-за слабого зрения я пишу не очень разборчиво.
Я пишу вам это письмо, чтобы вам была понятна причина моего долгого молчания. Извините меня за него.
Все, что вы делаете, – уникально. С моей точки зрения, ваша искренность, несгибаемость и редкостное упорство в достижении поставленной цели заслуживают восхищения.
Я предрекаю и верю, что вы обязательно достигнете во всех своих начинаниях того успеха, к которому стремитесь. Ведь, в конце концов, я 55 лет работала с молодежью, особенно с вашими ровесниками, подростками в возрасте 14–16 лет. И именно опыт общения с молодыми людьми позволяет мне верить, что все вы, несмотря на любые жизненные трудности, достигнете очень многого. Я посылаю от всей глубины моего сердца самые добрые пожелания и самые нежные приветствия вам, вашим близким, профессору Норману и польскому студенту, который переводит мои письма.
Искренне ваша, с огромной любовью,
Ирена-Иоланта из Жеготы.
Сообщение о смерти Адама приглушило радость от полученного от Ирены письма.
Заглянув в свой «дневник проекта», Меган обнаружила, что Проект «Ирена Сендлер» начался именно 23 сентября 1999 года – в день смерти Адама.
– Это что, знамение? – спросила Меган.
Лиз повернулась обратно к Меган и сказала:
– Вообще-то логично, что свои дети появились у Ирены только после войны. Я хочу сказать, если бы у нее были свои дети, как бы она могла забирать детей у других родителей?
Сабрина еще раз пробежала глазами письмо Ирены:
– Я где-то читала, что у большинства женщин из Жеготы не было детей.
* * *
Начало нового учебного года было тревожным. Кто-то начал разрисовывать маркерами афишки «Жизнь в банке» или срывать с досок объявлений… Один из школьников громогласно заявил как-то в рекреации:
– Ненавижу черномазых, жидов и педиков!
Чаще всего доставалось Меган, которую дразнили «еврейской подстилкой» и «жидолюбкой». Меган старалась не реагировать и думала про себя, что ненавидеть надо грех, а не грешника.
– Они просто идиоты, – сказала ей после очередной репетиции Лиз, – и завидуют, что мы стали привлекать столько внимания.
