В университетском колледже они увидели статую Шелли из белого мрамора, и Грегори решил поцеловать ноги статуи. Потом он захотел знать, где жил Шелли. Они находились в юго-западном углу площади, но Морес этого не знал и неопределенно махнул рукой в сторону ближайшей двери. Грегори распахнул ее и пополз на четвереньках по ковру, покрывая его страстными поцелуями к огромному изумлению жильца, который в это время как раз наливал себе чай и ошарашенно уставился на Грегори, не произнося ни слова.
Они посетили репетицию Façade, написанного Дейм Эдит Ситуэлл с музыкой Уильяма Уотона в Таун-Холле. Ситуэлл была на сцене и озвучивала текст, но от аудитории ее скрывал экран, нарисованный Джоном Пайпером. К сожалению, экран был плохо закреплен и начал качаться. Дейм Эдит нетерпеливо потребовала, чтобы его поставили правильно, и несколько людей, в том числе и Аллен с Грегори, бросились вперед помочь. Но экран продолжал качаться, а потом рухнул на сцену, помощники бросились врассыпную, все, кроме Аллена и Грегори, которые стояли, будто ничего не произошло, и слегка улыбались. Позднее один из организаторов сказал Дому Море-су: «Экран подтолкнули». На репетиции Аллен сказал Эдит, что он готовит к выходу антологию и собирает фотографии всех поэтов в обнаженном виде, и спросил ее, не согласится ли она попозировать. Дейм, которой было восемьдесят, вежливо отказалась. Грегори предложил ей затянуться, но от этого она тоже отказалась, сказав, что ей нехорошо после марихуаны.
На чтение Аллена и Грегори в Обществе Генри Воэна в Новом колледже пришли многие английские битники, один из них пришел босиком и шокировал публику тем, что скатал самокрутку, лег на спину, вставил спичку между пальцами ног, чиркнул ею по обшивке и закурил. Вскоре без ботинок был не только он один. В Новом колледже было очень мощное движение, поддерживающее Кампанию за ядерное разоружение (CND), которая официально образовалась в январе этого года, и студенты были потрясены, услышав новую поэму Грегори «Бомба». Их ужаснул его подход к проблеме: «О, Бомба, я люблю тебя/Я хочу целовать твой лязг и съесть твой шум…» Вслед за Стивеном Хью-Джоунсом, издателем «Айзиза», они выразили свои чувства, сняв ботинки и начав кидать их в Грегори, называя его фашистом. Аллен отчитывался Питеру: «Студенты сошли с ума и побили его за то, что он, по их мнению, был антисоциальным элементом».
«Знаешь ли ты, что значит умирать от разрыва водородной бомбы? — кричали они. — Ты думаешь, что жителям Хиросимы понравилось бы твое стихотворение?» Грегори обиделся и назвал их скоплением рабов. После короткого спора Аллен назвал их ослами, и чтение завершилось хаосом. Девушкам было запрещено оставаться в колледже после десяти часов вечера, так что женщины и какая-то часть мужчин-поэтов ушла но, как бы там ни было, поэты закончили свое чтение. Потом была вечеринка, на которой были приятели Мореса и несколько девушек.
Аллену и Грегори понравилось в Оксфорде. Как-то произошел один пикантный случай: Дом Морес, Джон Хауи и несколько друзей плавали с поэтами в плоскодонке по Айзизу — так называется участок Темзы, протекающий через Оксфорд. Морес вспоминал: «Они курили марихуану, а нашу лодчонку крутили зеленоватые волны, в которых отражались ветви деревьев. Когда мы проплывали под мостом Магдалены, среди колеблющихся теней сквозь желтоватый камень над головой до них донесся звук колокола. Грегори сказал очень по-детски и очень задумчиво: „Я хотел бы тут учиться“.» Грегори, выросший в воспитательной школе, в тюрьме и на улице, плыл по той же самой воде, по которой полтора века назад пускал бумажные кораблики его кумир — Шелли.
Эдит Ситуэлл пришлись по вкусу Аллен и Грегори, и она пригласила их пообедать в лондонском клубе «Сезам». На ней было длинное ситцевое платье и высокая конусообразная шляпа, она напоминала персонажа «Молитвенника». Аллен рассказывал Люсьену Карру: «Мы позавтракали с Эдит Ситуэлл в большом и дорогом клубе „Леди Макбет“: ростбиф с консервированными креветками и кусок сладкой патоки — это единственное, что мы там съели». Дейм Эдит говорила о работах Гарсиа Виллы, э. э. каммингса и Марианны Мор, которые, как она уверяла, ей понравились. Разговор перешел на наркотики, но Дейм Эдит не согласилась с уверениями Аллена и Грегори, что наркотики «повышают чувствительность», она сказала: «Если человек — поэт, ему не нужны никакие наркотики, чтобы быть чрезмерно чувствительным, если он действительно хороший поэт, это должен быть просто один из его приемов». Журнал Life рассказал об их встрече и объявил, что Аллен предложил ей героин, но она отказалась, объяснив это тем, что от него у нее появляются прыщи. Дейм Эдит очень обиделась на статью, особенно на предположение, что у нее могут быть прыщи. «У меня никогда не было прыщей», — заявила она. Она сказала, что ей нравятся их работы и что они — надежда английской поэзии. Польщенный Аллен сказал: «Позвольте нам служить вам», — и она высоко подняла руку в королевском жесте согласия.
Аллен и Грегори сделали несколько записей для ВВС и долго гуляли по берегам Темзы. Саймон Уотсон-Тейлор познакомил Аллена с предложениями CND, и они вместе клеили листовки на здание парламента. В последний день своего пребывания в Лондоне, 20 мая, они нашли могилу Уильяма Блейка на кладбище Банхилл-Филдс. Это был четырехфутовый камень из песчаника, рядом были могилы Беньяна и Дефо. Надпись гласила, что останки Блейка и его жены находятся где-то рядом с этим местом. Рядом с кладбищем они видели разбомбленные дома и краны, поднимающие брусья и ремонтирующие разрушенные строения. Они стояли и смотрели, и тут до них донеслось пение каменщика, работающего на шестом этаже, и пение птиц.
Пока Аллен с Грегори были в Британии, 13 мая 1958 г. во Франции произошел государственный переворот под руководством генерала Рауля Салана, которого поддержали алжирские колоны. Это привело к тому, что герой войны генерал Шарль де Голль, пришел к власти, пытаясь сделать так, чтобы Францию не поделили между собой воюющие фракции. Демонстрации за и против становились все более жестокими, нависла угроза всеобщей забастовки. Кстати, де Голль предал человека, который привел его к власти и вел переговоры о независимости Алжира, и если бы он был Франко или Салазаром, то Пятая республика могла очень легко тоже прийти к фашизму. Тогда никто не знал, что он планирует делать и как собирается примирить обе стороны.
Шли крупные про- и антидеголлевские демонстрации. Каждый день политическая ситуация менялась. Вернувшись из Лондона, Аллен продолжил описывать развитие событий в письмах к отцу. Он, Грегори и Джон Бальф ходили на крупную антидеголлевскую демонстрацию на площадь Республики и взволновались, увидев полицейских в стальных шлемах, которые стояли за барьерами, но насилия не было, и полиция так ничего и не предприняла. Это напомнило Аллену его детство, когда он вместе с мамой и тетей Элеонорой ходил на политические демонстрации против мэра Хьюго на Джорнал-Сквер в Патерсоне. Чтобы лучше видеть собравшихся, он залез на статую, а потом занял более удобное положение на выступе здания банка, где-то в десяти футах над головами толпы.
На другой демонстрации тем же летом, вскоре после того, как де Голль пришел к власти, Аллен и Томас Паркинсон, который снова приехал из Лондона, прошли по Тюильри до площади Согласия. Елисейские Поля были заполнены людьми в военной форме. Они пробрались сквозь толпу к фонтану на площади Согласия и уселись на него, глядя на Триумфальную арку, справа от них возвышалась церковь Мадлен, слева простирались Елисейские Поля. Ожидание и напряжение витало в атмосфере. Почти полдень.
