В 1949 г. на фулбрайтскую стипендию Брайон снова приехал во Францию, чтобы изучить историю работорговли. К сожалению, во время войны при бомбардировках были уничтожены многие документы, которые хранились в университете Бордо. Он снова приехал в Париж, где встретился с Полом Боулзом. Боулза он знал еще по 1930-м годам в Париже, того знал и Джон ля Туш. Весной 1950 г. Боулз предложил Брайону поехать с ним в Танжер.
Брайон считал, что арабская культура оказала на него огромное влияние: «Только приехав в 1950 г. в Марокко, я понял, что значит арабская вязь, которая бежит справа налево словно знамена, развевающиеся над армией. Когда я несколько раз написал свое имя справа налево, я увидел на своих картинах танцующие марокканские толпы. Мне казалось, что они пляшут под музыку Джеджука, горной деревушки музыкантов-мастеров, которые, и став мусульманами, по-прежнему совершают обряды Пана. Я хотел каждый день слышать эту чарующую музыку и почти треть жизни провел в Марокко, с 1950 по 1973 г». Музыка музыкантов Джеджуки вдохновила влюбленного в нее Брайона открыть ресторан, который он назвал «Тысяча и одна ночь Танжера», в котором всегда, когда он был открыт, играли пятеро музыкантов. Позднее в отеле «Рембрандт» состоялась выставка Брайона, на которой он демонстрировал рисунки пустыни; на этой выставке Пол Боулз познакомил Брайона с Берроузом, думая, что у них найдутся общие интересы, но он ошибся.
Международная зона Танжер была практически маленьким государством, независимым от остальной части Марокко, здесь царило средневековье и очень многие люди жили в нищете. Но эта старая, размеренная честная колониальная жизнь резко изменилась, как только Марокко стала независимой от Франции, а Танжер потерял самостоятельность. Ресторан стал приходить в упадок. Как-то, покупая наркотики, Брайон познакомился с Джоном и Мэри Кук, состоятельной парочкой хиппи. Семья Кук занималась также сайентологией, и все время марокканской войны Брайон жил полностью за их счет у них дома в Алжире. Потом он вернулся в Танжер и снова открыл ресторан, но дело так и не заладилось. Берроуз писал Аллену: «Брайон Гайсин открыл „Тысячу и одну ночь“, теперь там танцует стайка ребят, на которых смотреть-то можно только с жалостью: личики похожи на мордочки хорьков, узкоплечие, зубы плохие, они скорее похожи на команду по боулингу из Ньюарка». Конец наступил в 1958 г.
Начались юридические проблемы по поводу того, кто руководитель, и Брайон передал права собственности Кукам, он верил, что они вернут ресторан сразу же, как только уладятся проблемы. Но Куки прибрали ресторан к рукам и вышвырнули его прочь. Незадолго до этого за крышкой вентилятора на потолке он нашел спрятанный амулет, пропитанный менструальной кровью: семена, камешки, обрезки ногтей, волосы с лобка, кусочки разбитого зеркала (всех по семь) и маленький сверток, в котором лежал листок бумаги. Текст, написанный справа налево, затем поворачивал и шел сверху вниз, образуя каббалистическую решетку. Брайон показал его своему учителю арабского. Тот сказал, что это призыв джинна дыма с целью «заставить Массу Брахима (Брайона) покинуть этот дом — как дым покидает этот очаг, и никогда не вернуться…»
Однако Брайон много вынес из своих будней ресторатора: его приятель Салах, который, по уверениям приятеля Брайона Фелисити Мейсона, был «когда-то самым симпатичным и черненьким мальчиком побережья», прожил с ним до самой смерти, как и Таргисти, его «джентльмен из джентльменов», и повар, жившие с ним больше 30 лет. Еще он научился изменять магические заклятия заколдованного источника несчастий на позитивные, все работы, написанные после 1958 г., он подписывал решеткой, состоящей из арабской вязи и вертикальной японской каллиграфии. Его работы в новом стиле произвели такое впечатление, что в 1959 г. ему предложили устроить персональную выставку работ в Лондонской галерее Артура Джефреса и обещали заплатить, если он сделает литографию для Музея современного искусства в Нью-Йорке.
После лондонской выставки Брайон отправился в Париж, чтобы принять участие в сборной выставке, где наряду с другими были представлены и работы Матта. После того как он три месяца жил в Париже на деньги богатейшей принцессы Распай в ее городском доме, он решил, что нельзя злоупотреблять гостеприимством, и ухватился за предложение Билла поселиться в Бит Отеле.
Уильям привел его в отель и показал свою крошечную пятнадцатую комнату. Этажом выше в номере 25, где раньше жил Аллен, теперь жил молодой американец, эта комната была немного больше. Американец сказал, что уезжает, но прежде хочет получить деньги за ключ. Вспоминает Брайон: «Не глупи, — сказал я. — В подобных ситуациях так не делают. Он ответил „Ах, да-да, ну что ж, продам его кому-нибудь еще“. В-общем, я отправился домой и принялся колдовать, этому я научился в Марокко, когда интересовался магией. Если вы хотите поселиться где-нибудь, вы совершаете магические приготовления и вводите себя в определенное состояние — чтобы впасть в это состояние, вам нужно много травы и гашиша, — потом вы представляете себе комнату и начинаете расставлять мебель так, как вы бы хотели, чтобы она стояла. Вы делаете это несколько раз, пока комната полностью не изменится, и тогда возвращаетесь обратно и говорите: „Пошел отсюда“, — и он отдает комнату вам. Потому что на самом-то деле вы уже въехали. Ему там уже очень некомфортно».
Комната номер 25 не сильно изменилась с тех пор, как уехал Аллен. Брайон распаковал свои холсты и расставил их так, что они стали закрывать почти все пустое пространство стен, какие-то он повесил, и комната стала похожа на знаменитый коридор Гертруды Стайн и Элис Токлас. Брайон был знаком с Элис и часто ходил к ней в гости на улицу Кристин. Вероятно, она навещала его в Бит Отеле, потому что, несомненно, она видела, над чем он тогда работал. «Ты спрашивал о Брайоне Гайсине, — писала Элис Неду Рорему. — Он здесь и трудится над отличными картинами. Знаешь, мне кажется, что в Париже работают все, кроме рабочих».
Вдали от слухов Танжера Билл с Брайоном быстро стали очень близкими друзьями — но они никогда не были любовниками, — Билл начал проводить большую часть своего свободного времени в комнате Брайона, наблюдая за тем, как он рисует, а иногда они просто разговаривали или курили траву. Совершенно очевидно, что Билл очаровал Брайона. «Берроуз проводил в комнате 25 больше времени, чем в своей собственной, — сказал он в интервью через 20 лет. — Уильям часто сидел в комнате, когда я рисовал, и наблюдал за тем, как большие пятна краски постепенно приобретают форму. Я пытался научиться чему-то большему, пытался делать то, чего не делал никогда раньше, и разрешал ему сидеть и смотреть на это. И он сидел, и все, что мне оставалось, принять это. Я никогда не позволял никому делать это прежде и, пока нахожусь в трезвой памяти, никому не позволю делать это в будущем. Этот процесс интимнее мастурбации, во всяком случае должен быть таковым».
Первыми работами Брайона после того, как он поселился в отеле, стали его écritures
[57] — каллиграфия белыми чернилами по черному фону-загадке. «На самом деле я рисовал каббалистические квадраты, то есть сначала писал в одну сторону, потом переворачивал лист бумаги и писал на обратной стороне в обратную сторону, и получалась замкнутая работа, и это происходило. Я думал о том, как использовать японскую каллиграфию в подобных работах, не меняя ее, а потом просто как-то случайно написал на ней перпендикулярно строчку по-арабски, получив таким образом решетку. Вот так это приобретало для меня форму».
