«Башням открыть огонь» стал первым фильмом, в котором сыграл Билл. Ему досталась роль Полковника Брэдли; командир носил рабочую одежду, каску, противогаз и был вооружен большим ружьем, которое стреляло пинг-понговыми шариками и было куплено в магазине игрушек «Хемли» на Риджент-стрит в Лондоне. Билл стрелял из него по фотографиям своей семьи. Сценарий, написанный Биллом, очень напоминал главу с таким же названием, которая вошла в его роман «Нова Экспресс» в 1964 г. Фильм был сделан без применения техники «разрезок», но в нем все равно использовались экспериментальные техники, включая раскраску вручную части кадров. Кино изначально было черно-белым, но Энтони тщательно раскрасил несколько кадров, и казалось, что на Микки Портмана с неба спускается несколько цветных пунктиров. Над звуковым рядом работал Иэн: для него он записал, как Билл читает свои тексты в «Императрице», медитативную музыку Джеджуки, записанную Брайоном в Марокко, радиошумы. Со звуком специально не работали, хотя радиошум чем-то похож на «белый шум» экрана.
Это замечательный образец кино, примечателен в нем не столько состав актеров, сколько использование экспериментальных методов и искусство режиссера. Бэлч всегда с трепетом относился к выпуску фильма. В 1961 г., еще до того как он стал сам снимать кино, Бэлч написал о первом фильме Анри Кольпи «Столь долгое отсутствие»: «Бывшие техники становятся великолепными режиссерами. Может быть, это происходит потому, что они лучше многих знают, что именно может вызывать абстрактные эмоции. Они знают, по меньшей мере должны знать, с какой скоростью должны мелькать кадры, чтобы человек почувствовал трагедию, что глубже всего затрагивает скрытые человеческие чувства».
Главным фильмом, который получился в результате совместного труда, стали «Разрезки», в которые вошли съемки, сделанные в Бит Отеле, хотя самого Бит Отеля уже не существовало. В нем идея «разрезок» получила свое итоговое воплощение, это прекрасный образец творчества. От незаконченного «Guerrilla Conditions» у Бэлча осталось минут двадцать пять материала, на этой основе он и сделал новый фильм. Помимо обычной пленки примерно половина была отпечатана с негативов. Ленты кадров, на которых, как правило, был изображен один и тот же момент, накладывались друг на друга в случайном порядке. Иногда друг на друга накладывались обычные пленки, иногда негативы. Тройные наложения и наложения негативов делались в последнюю очередь, в них вошли и кадры из других фильмов, например, «Билл покупает попугая», снятый 25 августа 1964 г. в доме Джона Хопкинса в Танжере. Одним прекрасным днем Берроуз с Бэлчем возникли на пороге и спросили, можно ли им снять, как Билл говорит с Коко, попугаем Хопкинса. В «Разрезки» эта сцена вошла в виде черно-белого негатива.
Собрав достаточное количество материала, Энтони намотал пленку на четыре катушки, отдал их технику и попросил ее отрезать от каждой по 12 дюймов и склеить эти ленты вместе: «Никто ничей вкус не проверял. Все ленты (за исключением последней) были длиной фут. Из этой пленки была сделана абсолютно случайная нарезка, а потом из нее сделан интернег».
[78] Жуткое несоответствие градиентов, проявившееся на эталонном оттиске, показало, что по-другому фильм и невозможно было сделать. Саундтрек состоял из слов Берроуза и Гайсина, читающих выдержки с занятий по сайентологии, куда в это время ходил Билл.
Чуть иначе техника «нарезок» была использована в совместной работе Берроуза и Бэлча «Билл и Тони», на этот раз друг на друга накладывались кадры, сделанные во время световых шоу «Поэтического домена». В этом фильме роли читали Берроуз и Бэлч, в работе они использовали два текста: брошюру сайентологов и сценарий Тод Брайнинга к фильму «Фрики», распространением которого в Великобритании занимался Бэлч. Берроуз и Бэлч поменялись голосами, Соммервиль великолепно синхронизировал слова с движением губ. Фильм был снят на 70-миллиметровую цветную пленку, он стал последним самым восхитительным образцом применения техники монтажа.
Бэлч возник на сцене очень вовремя, потому что его съемки — это единственные съемки Бит Отеля. В «Guerrilla Conditions» мы увидели жизнь Берроуза и Гайсина, они просто живут, не ведая о том, что это — последние дни отеля. В конце 1962 г. мадам Рашу объявила своим постояльцам, что она продает отель и им всем придется искать себе новое жилье. Она управляла им 30 лет, теперь, вероятно, кончился срок аренды, если она действительно, как предполагал Брайон, была только gérance. Новые владельцы собирались отремонтировать его, установить лифт, построить душевые, остальные удобства, отныне он становился «Relais-Hôtel du Vieux Paris». Последними уехали старожилы: в декабре в нем еще жил Берроуз, почти до самого конца в отеле жил Кадж Джонсон. Гарольд Норс жил здесь до января 1963 г., почти до дня закрытия, как и Гайсин, который помог мадам вынести ее вещи. Он пришел в ужас, увидев, что она не сохранила ни одной рукописи или картины, которые ей давали в качестве платы за жилье, она никогда не думала, что они могут представлять из себя какую-то ценность. «Я последним вышел из отеля, туда вошел новый владелец, прямо за моей спиной начался ремонт. Я оставил все свои шмотки у приятеля-художника по имени Джет и уехал в Марокко, где у меня проходила выставка. Уильям уже находился там» (по воспоминаниям Брайона).
Подошел к концу плодотворный этап в жизни «разбитого поколения». Кому-то может показаться, что именно жизнь в Бит Отеле спровоцировала появление невероятных экспериментов и исследований, но страсть к опытам и тяга к переменам всегда была характерна для битников. Первые «разбитые» были склонны к странным и доселе неизведанным стилям письма и с жаром утверждали, что писать теперь можно только так. Керуак писал спонтанную прозу: он верил, что писателю слова диктует сам Бог, и изменять их значило святотатствовать, хотя иногда его тексты и напоминали потоки слов, возникших под влиянием амфетамина. Берроуз был твердо уверен, что освободить литературу от всеобщего контроля, который всегда подспудно существовал в языке, могут только «разрезки». Гинзберг с его строчками, которые можно было читать, пока хватает дыхания, и его попытками запечатлеть человеческий голос в момент наиболее сильных эмоций, словно поезд прорвался сквозь туннель образной поэзии. Гинзберг всегда заявлял, что его творчество прямо связано с творчеством Грегори Корсо, который мог написать длиннющую поэму обо всем, начиная с колоска, кончая атомной бомбой. Битники открыли такой мир, где все являлось материалом для поэзии или искусства. В отеле Каджа написал даже о панели управления мадам, по которой она могла отслеживать количество потребляемой в каждой комнате электроэнергии: «Кнопки зажигаются и выключаются/Если кто-то использует слишком много, лампочка начинает мигать».
На каждого из них Бит Отель повлиял по-своему. Для Берроуза, скажем, это стало началом профессиональной писательской карьеры. Свои первые книги — «Джанки» и «Квир» — он написал во многом благодаря настойчивым просьбам Гинзберга, но когда Билл в 1958 г. переехал в Париж, пуповина, которая связывала его с Алленом, разорвалась. Аллен по-прежнему был его издателем, промоутером и главным адвокатом, но их связь на эмоциональном уровне ослабла и в конце концов сошла на нет. Именно Брайон Гайсин заставил Берроуза понять что он — писатель. Именно неумелая помощь Гайсина, его энергия и восхищение творчеством Билла сдвинули дело с мертвой точки. Билл стал работать, он усердно трудился до самой своей смерти. Ему была нужна подобная поддержка, ему всегда лучше работалось в сотрудничестве с кем-то или с помощником. Самую большую помощь после Гайсина ему оказал Иэн Соммервиль, после — Джеймс Грауэрхолц, потом все многочисленные друзья. В Бит Отеле Берроуз смог разорвать нити, связывающие его с другими, и стать писателем.
