Последующие встречи в Торонто и Нью-Йорке закрепили «вербовку», а в Швейцарии встречи были продолжены для передачи «информации» в обмен на деньги.
Готовили канадцы работу с их «московским агентом» Аквариусом на основе «прейскуранта» с оплатой за информацию от сотни долларов до сумм с пятью нулями. Теперь уже речь шла о сведениях политико-экономического характера, разглашение которых могло привести к миллионным убыткам для советской стороны.
В связи с антисоветской кампанией в Канаде советской стороной было принято решение реализовать собранные Тургаем сведения, а факт работы канадцев с «завербованным» русским коммерсантом предать гласности.
Канадская сторона отреагировала на провал работы своей контрразведки весьма болезненно. Была создана специальная правительственная комиссия — трибунал, которому советская сторона предоставила (через прессу) следующие доказательства вербовки советского коммерсанта: свидетельства о рождении, паспорта, счета в банках Канады и в Европе, карточки страхования, а главное — свидетельства участия правительственных чиновников в предоставлении от имени правительства Канады письменных гарантий на убежище в стране.
Члены трибунала признали, что эти документы имели очень важное значение для «дела», но все же ценой провала стала карьера, как писали в прессе, «шести блестящих офицеров канадской контрразведки, уволенных на пенсию».
Операция «Турнир» в ее активной стадии семь лет отвлекала усилия десятков сотрудников канадской спецслужбы. Советской разведке удалось заставить их работать по нашей программе. К «делу» оказалось причастным фактически все руководство КППП. Курирующий спецслужбу министр юстиции, он же генеральный прокурор страны, вынужден был подать в отставку.
Упредив работу канадской стороны против советских людей в Стране кленового листа, наша разведка вывела из строя полтора десятка профессионалов, часть которых, кроме уволенных, была понижена в должности или переведена в «глухие места». Работа отдела канадской контрразведки по советской колонии была дезорганизована.
Характерно, что канадцы до 90-х годов считали советского разведчика Тургая (их Аквариуса) своим честным «московским агентом», «разоблаченным и замученным в подвалах КГБ на Лубянке».
Ну а «дело Пеньковского»? Оно при чем? Учитывая, что Тургай, Аквариус и автор этого повествования одно и то же лицо, то будет понятен мой интерес к «делу Пеньковского».
* * *
Закончен экскурс в историю проведения некоторых акций тайного влияния — операций советской разведки в 20–70-х годах. Общая для всех них характерная особенность — эффективность по дезинформации противника с целью дезорганизации работы спецслужб стран, враждебных СССР. В операции «Заговор послов» — против Англии, Франции, США; в операции «Трест» — против эмигрантских военизированных формирований во Франции и Германии, других странах Европы и Дальнего Востока; в операции «Снег» — против Японии; в операциях «Монастырь» и «Березино» — против фашистской Германии; в операции «Турнир» — против Канады.
На фоне этих операций любопытно было бы рассмотреть спорное и таинственное «дело Пеньковского» с точки зрения указанной выше особенности в работе советской разведки в области дезинформации. А раз в «деле» есть «спорные сведения и факты», то они имеют право на интерпретацию. Ибо, как говорит Н. Маккиавелли: «факты беззащитны, если их не поддержат люди».
Следующая, самая большая глава книги, посвящается анализу «дела Пеньковского» под углом зрения: «подстава — неподстава», а значит — «предатель — непредатель».
…
СССР является сверхдержавой благодаря двум главным инструментариям своей политики: его военной мощи и глобальному аппарату активных мероприятий.
Рой Годсон, профессор, ведущий американский эксперт в области дезинформации
Глава 3. «Феномен» — место и время задано
В предыдущих главах были рассмотрены послевоенные отношения двух великих держав — СССР и США на фоне Карибского кризиса. При этом затрагивались вопросы участия служб в этой ситуации в интересах советской стороны.
Каждая из служб Советского государства во время Карибского кризиса работала в рамках своей компетенции — дипломатической, военной, разведывательной… Они по-разному были эффективны в процессе разрешения кризиса. Но в этом повествовании говорится о внешней разведке, и потому отдельным разделом затронута проблема специфики проведения акций тайного влияния на примерах операций госбезопасности в 20–70-е годы.
Акции, анализ их и выводы об эффективности, сделанные в предыдущей главе книги, могут послужить фоном для более скрупулезной, углубленной и всесторонней оценки «дела Пеньковского» в свете операций по дезинформации Запада в переломный период отношений между СССР и США в условиях ракетно-ядерного противостояния во время Карибского кризиса.
А потому «мемория досад» (претензий) к «делу Пеньковского» пополняется еще тремя мнениями компетентных специалистов, которые упорно отстаивают версию о Пеньковском, как о «человеке советской госбезопасности».
Так, британский журналист Чепмен Пинчер утверждает в пользу советской стороны: «Дело Пеньковского было крупной операцией по дезинформации…» Один из авторов известной книги-анализа «Шпион, который спас мир» Джеральд Шектер высказывает множество версий о «деле», в частности и в пользу гипотезы «Пеньковский — подстава»: «С этим также согласны некоторые старшие офицеры службы безопасности (МИ-5) и разведки (МИ-6)».
Наконец, главный оппонент тем, кто возводит в Британии Пеньковского на пьедестал «шпиона века» в пользу Запада, Питер Райт, контрразведчик и крупный аналитик, говорит: «Он (Пеньковский) помог убаюкать подозрения Запада более чем на десять лет и ввел нас в заблуждение относительно истинного состояния советской ракетной техники».
В последнем высказывании содержится конкретизация цели советской стороны в «деле Пеньковского»: дезинформация Запада при создании Советами действенного «ракетно-ядерного щита».
Вот почему далее речь пойдет об интерпретации известных фактов из «дела», но с точки зрения способности советской госбезопасности проводить акции тайного влияния, равные по масштабу этому «спорному делу». И главным здесь моментом станет сравнение «рабочей гипотезы» о месте и времени появления Пеньковского в интересах советской стороны (об этом говорилось в предисловии) с реалиями «дела» как источника сведений о Пеньковском-подставе.
В предыдущих двух главах автор выступал от третьего лица. Теперь будет вестись разговор о его личной позиции в отношении «дела Пеньковского», и потому он выступит уже от собственного имени. Он шаг за шагом попытается раскрыть логику и «механизм» его собственного «расследования», которое заняло у него не одно десятилетие.
В третьей главе большинство аргументов приводится в пользу «рабочей гипотезы» автора, и путеводной нитью для него будет глубокая убежденность в аксиоме: согласно жизнью подтвержденному «правилу» органы госбезопасности Советского государства за предшествующие «делу» более сорока лет проводили подобные акции тайного влияния и именно в переломные моменты истории страны, в ее усилиях на международной арене.
