Вечером звонит Яна и, не здороваясь, говорит:
– Панфилов, я без предисловий, завтра в десять утра будь у ЗАГСа.
– Буду, – отвечаю и слышу гудки.
Раньше я мог бы встать в позу, мол, что за категоричность, а может, я не могу в десять, и что за командный тон, но сейчас не вижу в этом никакого смысла. Я могу – я буду. Тон может быть любым, важнее суть сообщений, которую люди пытаются донести друг до друга. Человек может быть уставшим, больным, не иметь времени на долгие разговоры – тон не важен, важен смысл.
После разговора с Яной я собираюсь на пробежку в новой для себя части города, без Ричарда… Честно говоря, немного волнуюсь. В планах у меня заодно исследовать район и зайти в магазин купить продукты.
Из двора дома выскакиваю на улицу и бегу, огибая квартал и вспоминая, как впервые так же бегал по городу после ухода Яны, как открывал для себя незнакомые улицы, переулки, перекрестки, которые не изведал за тридцать два года жизни в этом городе. Городе, в котором я родился, в противовес виртуальному Азероту, в котором я знал каждый закоулок и каждую пещеру.
Пока бегаю, мне звонит Сява, спрашивает меня, как устроился, и благодарит за жилье.
– Дорога ложка к обеду, Фил, ты же понимаешь. Ты конкретно помог, я не забуду.
Вернувшись домой, я готовлю ужин, съедаю и ложусь спать.
Завтра насыщенный день: первый день лета, первый рассвет в новой квартире, бокс, развод, последний день в «Ультрапаке», первый целый день без никотиновой ломки и встреча со старыми друзьями. А вот тренажерку, наверное, придется пропустить – ее просто некуда втиснуть.
Сплю как убитый, и в этот раз меня никто не беспокоит.
* * *
Утро выдается бурным, потому что система будит меня почти в семь утра, руководствуясь какими-то своими инструкциями про фазы сна, так что, в спешке собравшись, на бокс я опаздываю на пару минут, но везет – опаздывает и сам тренер, и мне это сходит с рук.
Третья тренировка дает прирост процентов в пять к навыку рукопашки и в пять раз больше – к навыку бокса. Немного подрастают выносливость, ловкость, сила, и, возможно, это не все – у меня просто не было времени отследить, что еще могло подняться с одной тренировки.
Тренер чуть ли не сквозь зубы замечает:
– Быстро учишься, Фил. Такими темпами я тебя на город могу отправить к осени. Лишь бы кураж не потерял…
Я? В чемпионате города по боксу? Это что-то совсем новое для меня, я даже загораюсь этой идеей.
После тренировки еду в ЗАГС. Яны еще нет, и я остаюсь ждать ее у входа. Жена задерживается уже больше чем на десять минут, и я решаю позвонить ей.
– Еду я, еду, Панфилов. Жди! – раздраженно отвечает она и отключается.
Минут через двадцать ожидания возле ЗАГСа останавливается уже знакомый мне джип Владика, откуда из передней двери выходит Яна и, перейдя дорогу, направляется ко мне. Владик остается в машине.
– Доброе утро, – приветствую ее я.
– Да-да, доброе, недоброе, не суть. Короче, у меня нет времени тянуть с разводом, я уже договорилась, подмазала, нас разведут в упрощенном порядке. Документы все подготовлены, тебе остается только подписать. Идем?
Выглядит она неважно. На замазанной тоналкой скуле просвечивает синяк. Веки припухшие, словно Яна вдоволь поплакала до встречи со мной, наспех смыв косметику и накрасившись вновь, второпях. На шее, перевязанной легким невесомым платочком, можно заметить следы, будто ее кто-то крепко хватал за горло.
– Ян, у тебя все в порядке?
Успеваю заметить, как она кидает быстрый взгляд в сторону джипа.
– Идем, – говорит она, игнорируя мой вопрос.
Жена уверенно ведет меня в нужном направлении и заглядывает в какой-то кабинет:
– Олеся Павловна, можно?
– Минуточку подождите, – слышу голос, очевидно, Олеси Павловны.
Яна прикрывает дверь и как-то устало опирается спиной об стену, смотрит в потолок и шумно вздыхает. Меня беспокоят ее показатели: дебафы «Недосып», «Депрессия», убитое в ноль настроение. Я смотрю на ее осунувшееся и постаревшее лицо, которое я так любил целовать, и мне становится жаль. Нет, не ее, а того, что не получилось, не срослось, не вышло. И все-таки ее тоже. Не знаю, что с ней происходит, но явно не все хорошо.
– Яна, послушай, – пытаюсь я начать разговор и вижу, как она напряглась. – Послушай. Во-первых, прости меня. Прости, что не оправдал надежд, что валялся ленивым боровом, ни к чему не стремился, а все мои помыслы занимали достижения в Игре.
В Яне просыпается интерес, и кому, как не мне, знать, что это так и есть, без всякого интерфейса. Мы разводимся, но несколько лет жизни так просто не вычеркнешь – мы сроднились, пока не началось отторжение.
– Никогда не прощу, – заявляет она. – Но ты продолжай.
– Во-вторых, мне очень жаль, что мы расходимся так. У нас было много хорошего, особенно в первые пару лет, и это было круто! Вспомни наши вечера на балконе, когда мы открывали вино ножом и вилкой, пока не купили наконец этот долбаный штопор, помнишь?
– Ой, Панфилов, не морочь мне голову! – отвечает она, но не может скрыть улыбку. – Да и вообще, что ты за мужчина такой, если даже не мог купить штопор?!
– Зато я был крутым рогой, забыла? Вспомни, как мы наводили шороху на арене с тобой! Кто мы? Гладиаторы! Помнишь, как орали и дико бесились, когда сделали себе звание?
Ее заострившиеся черты лица смягчаются.
– А вспомни наш первый поцелуй. Помнишь, как на первой же встрече соклановцев ты мне подмигнула, а потом согласилась, чтобы я проводил тебя к себе?
– Какая же я была глупая! – восклицает Янка. – Ты, Панфилов, пользуясь своим высоким положением в клане, соблазнил наивную девочку!
– А как нам некуда было пойти, и мы пошли к тебе домой с ночевкой? Это уже когда дело к свадьбе пошло, и твоя мама зашла очень не вовремя, помнишь?
– Да все я помню, получше тебя, если что! – горячится она. – Согласна, было и хорошее. Но что дальше? Ты понимаешь, куда ты катишься? Молодец, что хоть работу постоянную нашел. Тебе же четвертый десяток пошел, а ты все как ребенок – игры все, пожрать да поспать. Ни амбиций, ни серьезности, одна сплошная безответственность!
– Я тебя понимаю, Ян. И это было «в-третьих». Понимаю, никакого зла на тебя не держу и предлагаю остаться если даже не друзьями, то хотя бы приятелями. Обещаю, что, если тебе вдруг понадобится моя помощь, ты только свистни.
О том, чего я добился за время разлуки, я не считаю нужным говорить, иначе это будет выглядеть как пустое бахвальство и попытка все исправить. Да и не добился я пока ничего, всего лишь приблизился к средним значениям и показателям обычного человека. Еще и благодаря интерфейсу.
Янкины глазищи вдруг наливаются слезами. Она делает шаг мне навстречу, неловко делает попытку обнять, затем протягивает руку, но я не отвечаю на рукопожатие, а хватаю ее и прижимаю к себе.
