– Гражданин адмирал?
Презников хлопал глазами, все еще пытаясь понять то, что Терстону было уже очевидно, а потом супердредноуты, которых он подпустил на расстояние выстрела, открыли огонь.
У линейных крейсеров Хонор было всего по две ракетные подвески. Больше им было не потянуть без резкого падения ускорения. Но супердредноуты были достаточно велики и могли тянуть подвески внутри собственного клина, где они не влияли на ускорение, так что теперь у каждого из ее кораблей стены вырос неуклюжий хвост из десяти подвесок. Они были уродливы и хрупки, но каждая несла десять ракет, заряженных ракетами еще крупнее, чем те, которыми стреляли орудия самих супердредноутов.
Расстояние сократилось до девяти миллионов километров, последний грейсонский эсминец убрался с дороги, и Первая линейная эскадра грейсонского космического флота дала свой первый боевой залп.
* * *
– Господи боже мой! – ахнула Шэннон Форейкер.
Коммандер Кэслет отстраненно подумал, что она выразила вслух его собственные мысли. Только что ситуация была под контролем, а спустя пять минут «крейсера» союзников выпустили четырнадцать сотен ракет. Хевениты ответили почти сразу, но все двадцать четыре линкора могли выпустить только семь сотен ракет, и в отличие от Альянса их первый, заранее запрограммированный залп был равномерно распределен на все двадцать пять «крейсеров» противника. Альянс поступил по-другому. Они сосредоточили залп удвоенной плотности на двенадцати линкорах – то есть вдвое меньшей по количеству объектов цели, и кроме того, они застали оборону хевенитов врасплох.
Одно хорошо, подумал Кэслет с той же тупой отстраненностью, вряд ли они станут тратить ракеты на легкий крейсер.
* * *
Хонор, не отрываясь, смотрела на экран. Она велела Ю подать сигнал к бою, потому что слишком устала, чтобы доверять собственным суждениям, но план был разработан ею. Если она что-нибудь сделала не так, то ни Ю, ни кто-нибудь другой исправить это уже не успеет.
Два строя сближались пересекающимися под острым углом курсами на скорости сорок тысяч километров в секунду, и из каждой линии с ускорением в восемьдесят пять тысяч g вылетали ракеты. При такой скорости до полного сближения противникам оставалось всего двести двадцать шесть секунд. Даже не сближения, а взаимопроникновения – Хонор намеренно пошла на пересечение курса боевой группы 14.1, чтобы на те двенадцать секунд, за которые хевениты будут пересекать зону обстрела, образовать для энергетического оружия наилучшие условия обстрела. Скорость сближения была так высока, что, несмотря на расстояние, время полета ракет составляло чуть больше полутора минут. Обе стороны насытили свои залпы ракетами с активными системами противодействия, чтобы их было еще труднее проследить.
Таким образом, большинство ракет долетит до цели, а потом все решит пассивная оборона. Глушители, помехи, ловушки и системы дезориентации огня – все пошло в ход, чтобы не дать противнику удобных целей, потому что вряд ли активная защита сумеет остановить много ракет.
* * *
Они сосредоточили огонь на центре его собственного строя. Терстон лихорадочно размышлял, не впадая в панику исключительно из-за шока. Он понимал, почему мантикорский адмирал так поступил, – вопреки тому, что он думал раньше, там наверняка командует мантикорец. Стандартная хевенитская доктрина диктовала размещение командующего группой в центре боевого строя, причины – наименьшие задержки связи и наиболее прочная оборона благодаря перекрывающим друг друга кораблям. Но при перестрелке на таком расстоянии от обороны толку мало, а мантикорцы целились в мозг боевой группы. В мозг Александера Терстона.
– Пересчитайте схему ведения огня, – спокойно приказал он, понимая, что это будет его последний приказ. – Не обращайте внимания на линейные крейсера. Цельтесь в супердредноуты.
* * *
С самых первых залпов эскадра и ее прикрытие вели огонь на максимальной скорости. У супердредноутов остались изначально установленные хевенитские пусковые с циклом примерно в двадцать секунд. На более легких грейсонских кораблях была установлена мантикорская модель 7b, а на линейных крейсерах – модель 19, у обеих цикл составлял всего семнадцать секунд.
Но двести двадцать шесть секунд обозначали для супердредноутов первой эскадры всего одиннадцать залпов, а для легких кораблей – тринадцать, и не было времени оценить результаты предыдущего залпа прежде, чем дать следующий. Первоначальные планы ведения огня вводились в компьютеры: человеческие реакции слишком медленны, чтобы успеть изменить их за оставшееся время.
Первый залп грейсонской эскадры имел чудовищные последствия. Он был самым мощным и самым сконцентрированным в этом бою, и артиллеристы рассчитали первоочередные цели с большой тщательностью, и все то время, пока флоты двигались навстречу друг другу, уточняли все возможные параметры. Несмотря на короткое время полета, активная защита хевенитов сумела сбить почти тридцать процентов идущих на них ракет. Еще десять процентов сбили с курса ловушки и помехи, а затем отчаявшиеся капитаны, нарушая строй в последних попытках спасти свои корабли, начали лихорадочно перекатываться, чтобы подставить под удар непроницаемые днища или крыши импеллерных клиньев. Из-за беспорядочных маневров корабли «Фиванский воин» и «Сарацин» оказались слишком близко друг к другу. Их клинья пересеклись, и вызванный столкновением взрыв альфа– и бета-узлов превратил оба линкора почти в пыль. Но остальные корабли сумели принять на клинья еще двадцать два процента ракет грейсонской эскадры.
Но, несмотря на все это лихорадочное маневрирование, тридцать восемь процентов ракет Хонор прорвались, а целей им было задано всего двенадцать. Пятьсот тридцать две лазерные боеголовки такого размера и мощности, что их могли применять только корабли стены или мантикорские ракетные подвески, взорвались почти одновременно. рентгеновские пучки прошивали стены, защищающие открытые борта кораблей, а некоторые – процентов двадцать – взорвались прямо впереди или сзади целей – где стен не было.
Сталь не могла устоять перед этой волной проникающей радиации. Энергия пронизывала металл, сверхтвердые сплавы разлетались сияющими осколками. Взорванные корпуса выбрасывали пламя, узлы двигателей вспыхивали и гасли, как фотовспышки докосмической эры, взрывались оружейные посты, а отказавшие термоядерные реакторы вскипали солнечно-яркими вспышками посреди хевенитского строя, будто провалы в крепостных стенах ада.
Что именно случилось, никто не смог восстановить. Даже уцелевшим компьютерам не по силам оказалось разобраться потом в этой каше, но через пять секунд после того, как взорвалась первая боеголовка Первой эскадры Грейсона, одиннадцать хевенитских линкоров, включая «Конкистадор», перестали существовать, а двенадцатый завертелся в космосе беспомощной развалиной.
Но потом пришла очередь хевенитов. Приказ Терстона изменить порядок целей стоил его подразделениям задержки в тридцать одну секунду между первым и вторым залпами, но даже корабли, погибшие в первой бойне, успели отправить по три ракеты до контакта с грейсонскими ракетами.
