Я пересекла открытое пространство спокойно, зная, что волки из Фанга гоняются за невидимым бизоном. Лапы у меня уже основательно устали, но хвост не прекращал вилять.
Лоп и Фарракло прыгнули мне навстречу, они облизывали меня и ласково покусывали.
– Это ты так ревела? – спросил принц. – Как настоящий бизон!
– То была каракка, – пояснила я. – Лисье искусство.
– Для этого требуется очень много махи, – сказал Лоп.
Фарракло отступил назад, всмотрелся в меня желтыми глазами.
– Лисицы – удивительные существа. Я никогда не понимал…
Мой хвост завертелся еще энергичнее.
– Зато я не знаю дороги к Ледяным Ножам.
– Что ж, значит, и от нас есть какая-то польза, – усмехнулся Фарракло и направился по тропе через ельник.
Мы шли уже несколько дней. В основном – по ночам, когда покров темноты маскировал мою яркую шкуру. А светлое время в Снежных землях как будто тянулось бесконечно; сумерки не спешили наступать. Зато ночи были короткими, и у горизонта все равно виднелась светлая полоса.
Волки заставляли меня отдыхать, пока есть возможность, и по очереди стерегли мой сон. Да, это было долгое путешествие… Мы протискивались между скалами, брели через леса, пробирались вдоль берега Бурной реки. Фарракло постоянно готовился к схватке, но мы не встретили врагов и больше не видели ни одного волка. Нам удалось проскочить между булькающими лужами, откуда иногда взметывался столб воды, плюющейся горячими каплями. Мы пили растаявший лед на берегу реки. Чем дальше путь уводил нас на север, тем выше поднимались горы, чьи вершины исчезали в облаках.
Когда неторопливая ночь наконец смыкала свод у нас над головой, по всей тундре начинали танцевать в воздухе мерцающие зеленые огоньки.
– Что это такое? – в изумлении спросила я.
Фарракло и Лоп одновременно склонили головы.
– Эти вспышки предсказывают появление королевы Канисты, – торжественно ответил принц. – Они набирают силу с каждым днем, до кануна махи, когда наша древняя королева засияет прямо над нами.
Я вспомнила, что говорил Рупус: «Волки думают, что их свет представляет собой огромную волчицу, королеву, олицетворяющую воинственный дух предков. В легендах о бишарах королева Каниста живет в нашем мире».
– А когда наступит канун махи? – спросила я, всматриваясь в зеленые огоньки.
Они метались над тундрой, слегка окрашивая снег своим светом.
– В ту ночь, когда мы вспоминаем королеву всех волков. В ту ночь, когда мы подносим дары нашим предкам. – Фарракло задумчиво склонил голову. – Мы поем песни в их честь, благодарим ушедших. Лишь память о прошлом дает нам смелость сделать шаг в будущее. Все мы напитаны силой махи. Таков путь волков.
По моей спине пробежал холодок.
– Свет Канисты и для лисиц тоже важен. Может быть, и для собак, и для койотов… Мэйг властвует над лисицами Диких земель. Мало осталось таких, кто ему противостоит. Если бы мы могли использовать силу этих огоньков… Если бы нашли в себе силы сопротивляться…
Фарракло внимательно посмотрел на меня:
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю…
Я поглядела в сторону Бурной реки. Дымки Темных земель не было видно. Но память о Мэйге не давала мне покоя. Его мерзкие глаза преследовали меня…
Мои мрачные мысли перебил Лоп.
– Зайцы! – прошептал он.
Я моргнула и уставилась на снег. Зверьки были похожи на больших кроликов, только повыше. У них был белый мех, и лишь кончики ушей оставались темными. В лунном свете я заметила двух зайцев рядом с каменным гребнем, третий прыгал в сухой траве. Лоп уже подкрадывался к парочке. Фарракло стал обходить зайцев с другой стороны.
– Я думала, вы охотитесь только на больших животных вроде бизонов…
Фарракло бросил на меня слегка растерянный взгляд:
– Мы делаем, что должны.
Так могла ответить лисица. Я наблюдала за тем, как волки подбираются к гребню, все ближе и ближе к двум зайцам, что прыгали по снегу.
Третий заяц замер. Он будто почувствовал неладное. Ветер дул в его сторону от Лопа и Фарракло, заяц мог почуять их запах. Или он услышал шорох волчьих лап по снегу. Я прижалась к земле, когда заяц запрыгал в мою сторону.
«Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, становится неощутимым. Что было костью, сгибается; что было мехом, стало воздухом».
Заяц превратился в размытое пятно света. Пятно росло, заполняя все поле зрения. Я удерживала невидимость. Ближе, ближе… Мой нос уловил вкусный запах. Не в силах сдерживаться, я прыгнула. Заяц испустил странный крик и подскочил высоко в воздух. Я бросилась за ним. Он двигался с огромной скоростью, но я успела его перехватить, ударила лапой по спине. И прижала к земле, задыхаясь. Заяц сопротивлялся – он был почти таким же сильным, как я. Я собрала свою маа, изогнула лапы, добираясь до горла жертвы. И укусила, быстро и сильно. Заяц еще раз дернулся и затих. Что-то зашипело в воздухе. Легкий свет поднялся от его тела и быстро растаял в темноте. Несколько капель крови окрасили снег.
Маа зайца угасла.
Я отпустила его, лизнула раз-другой. Глаза зайца стали похожи на льдинки. Подняв голову, я увидела Лопа и Фарракло, каждый из них нес в зубах добычу. Они приветствовали мою удачу, замахав хвостами.
– Вот видите, и лисицы кое-что умеют, – с гордостью произнесла я.
Мы вернулись под защиту темных камней, где нас никто бы не увидел, и там смогли как следует насытиться.
– Пусть павшие обретут покой в лесном мире, – сказал Фарракло, перед тем как разорвать мягкую плоть.
Я посмотрела на тундру. В лунном свете кровь на снегу казалась черной.
10
Мне не нравилось, как смотрит на меня бабушка, – ее вид выражал тревогу. Мне хотелось проскочить мимо нее в нору, где спала Айла. Но бабушка повела меня к плющу, что свисал с изгороди в дальней стороне нашей зеленой полосы. И кивком велела следовать за ней под густую листву.
Я сел, оглядываясь на нору.
– Я просто играл! – Мои слова прозвучали неубедительно.
Бабушка легла на живот рядом со мной.
– Не все игры хороши для юных лисиц. – Она облизнула нос. – И не все игры безопасны.
Мне не хотелось смотреть ей в глаза.
– Что ты имеешь в виду?
Бабушка вздохнула:
– Ты родился рано, до малинты. И ты, и Айла тоже. Если такое случается, иногда в сердце детеныша словно появляется плотный ком маа. И он разворачивается, когда они растут. Такие малыши редки, ты понимаешь. У них больше жизненных сил, чем у взрослых лисиц, и они могут делать то, чего не дано другим.
