«Маха, – поправил меня тогда Фарракло. – Мы так это называем».
«Не важно, как вы это называете!» – огрызнулась я.
Но я ошибалась.
Это имело значение. Волк никогда не скажет «маа»…
Свет над темным горизонтом. Пайри, играющий с маа, исследовал силу, которую не понимал. Бабушка требовала, чтобы он прекратил. А если он не остановился? Как далеко он мог зайти?
На мгновение я вернулась в Дикие земли, в нору Каро и Флинта, перед тем как на них напали. Они говорили о Зачарованных, пытаясь понять, как живую лисицу можно лишить силы воли. Каро где-то слышала, что это должно быть пламя.
«Я в это не верю, – сказала одна из старых лисиц. – Лисицы не сжигают свой дар».
И это было правдой. Лисицы не сжигают ценные вещи. Мы их закапываем. Как тот клад короля, спрятанный за Ледяными Ножами.
Я вскочила. Серебристые искры играли на замерзшем снегу.
«Лис, потерянный для Старейшин за шкурой и сухожилиями величайшего из детей Канисты…»
Я вдруг заскулила.
– Айла, ты в порядке? – Фарракло смотрел на меня.
Его зрачки стали огромными в темноте. Совсем не такими, как при ярком свете солнца. Тогда они превращались в крохотные точки.
Я открыла рот, но не сумела выдавить ни звука. Внезапная догадка потрясла меня. Ведь у лисиц глаза, как у кошек. И при ярком свете зрачки превращаются в черные щели. Я нахмурилась, мое сердце забилось быстрее. Мне вспомнился момент, когда король бросился ко мне в пещере. Его глаза были мутными, слезящимися…
Но на свету его зрачки превратились в щели.
Лисьи глаза!
И еще я вспомнила, что говорила мне Амарог: «Не ты ли это была, смотревшая, как черноглазый поморник? Кто мог пронзить священную плоть?»
– Что такое поморник? – спросила я.
Фарракло бросил на меня странный взгляд.
– Это птица. – И, помолчав, добавил: – Она выхватывает еду у других птиц. А это бесчестно даже среди пернатых. Поморник – мошенник, вор.
Меня пробрал холод. Я подумала о том редком и опасном лисьем искусстве… Им владели Старейшины. Но Мэйг тоже умел применять его. И Нарралы, его преданные стражи. Что, если мой брат открыл ту же тайну? Что, если он захотел воспользоваться ею для себя?
«Неужели Пайри мог сделать нечто подобное?» – Устремив взор в тундру, я призналась себе, что мне не хочется этого знать.
– Ты выглядишь встревоженной. – Фарракло внимательно наблюдал за мной.
Я облизнула нос.
– Думаю, я знаю, что случилось с твоим отцом.
Я почувствовала, как Лоп шевельнулся с другой стороны от меня.
– Это болезнь, – грустно сказал Фарракло. – И она пришла внезапно.
– Нет, это не болезнь, – возразила я. – Это… – Я пыталась найти слова. – Это… несчастный случай… игра, которая пошла неправильно. Смешение джерра между волком и лисицей. Редкое и могучее лисье искусство, когда один ум сплетается с другим. Его можно использовать, чтобы завладеть чужой волей. Должно быть, противники боролись, желая одолеть друг друга, но ни один не победил, оба ослабели и растерялись. Конечно, ничего не могло получиться. Лисицы и волки слишком разные.
– О чем ты говоришь? – недоуменно воскликнул Фарракло.
Я тяжело сглотнула.
– Я думаю, король привязан.
Бирронкло ведь говорил об этом в пещере: «Здесь только я. Но я никогда не бываю один».
Фарракло как-то странно посмотрел на меня:
– Не понимаю, о чем ты.
Лоп вскинул голову и пояснил:
– Айла говорит, что какая-то лисица сплела свои мысли с мыслями короля Бирронкло. Они оба оказались привязанными друг к другу и по очереди берут верх.
– В самом деле, Айла? Разве такое может быть? – Фарракло прижал уши.
Бабушка предостерегала Пайри…
– Боюсь, что может, – признала я, глядя на свои лапы. – Твой отец заболел в то же самое время, когда исчез мой брат. Пайри был силен в лисьем искусстве, но он не знал истории, преданий… он не подозревал об опасностях.
Фарракло широко раскрыл глаза:
– Значит, мой отец и был волком из твоей загадки – величайший из детей Канисты?
– Думаю, да, – тихо ответила я. – Думаю, его ум попал в ловушку вместе с умом моего брата. Это Пайри отправил меня к Ледяным Ножам. Он использовал слова, которые могут сказать только лисицы, вроде маа и малинты. И он слышал о Старейшинах.
«Тишина, я должен найти тишину. Я – не я…»
Фарракло все так же прижимал уши.
– Король бормочет всякое, его речи бессвязны, – проворчал он. – Он как будто даже не знает, кто я такой. Но время от времени его ум становится ясен.
Я не в силах была посмотреть ему в глаза.
– Представь, что слышишь сразу два голоса и мысли сталкиваются между собой.
– Нечего и удивляться, что это доводит его до безумия, – пробормотал Фарракло.
Я не знала, что еще сказать. А что, если это и Пайри доводит до безумия? Мне невыносима была эта мысль. Наконец я медленно подняла голову и глянула на принца. Я боялась его гнева. Вдруг мое признание наполнит сердце принца отвращением и он откажется помочь, а может быть, даже станет искать способ навредить моему брату… Но в глазах Фарракло я увидела только глубокую печаль.
– Мой отец не слишком любимый король. Он всегда был… жестоким вожаком.
Я вспомнила, что рассказывала мне Кэттискло о сестре принца.
Фарракло бросил короткий взгляд на Лопа, и тот опустил голову.
– Но Бирронкло был сильным и храбрым. И был… И он мой отец.
– Мне очень жаль, – пробормотала я, потянувшись к Фарракло и лизнув его в нос. – Мой брат поступил глупо, и мне понадобилось много времени, чтобы понять, что случилось… Но теперь я рядом с ним, так что все будет хорошо. Я собираюсь раскрыть секрет привязывания лисицы и волка. И намерена освободить их.
11
– Там, впереди! – взвизгнул Фарракло, припуская бегом. – Думаю, это Ледяные Ножи!
Была поздняя ночь. Мы шли по тундре под прикрытием темноты, а в бархатном небе уже поднималась луна. Серебристый свет разлился над горизонтом. Ледяные Ножи сверкали, словно гигантские клыки, зазубренные, смертоносные. Они вытянулись впереди на фоне ночного неба. Фарракло приблизился к ним, подергивая хвостом.
– Выглядят острыми, – с опаской произнес Лоп.
Фарракло просунул лапу в щель между Ледяными Ножами. Она была слишком узкой для второй лапы. Прижав уши, принц обнюхал снег.
