– Судя по этим рисункам, трудно назвать тамплиеров великими художниками, – беспечно бросил Габриэль.
– Среди тамплиеров были великие художники, – сказал де Мец. – Но согласен, Жак де Моле не из их числа. Тебя ничто не поражает в этих письменах? Ничто не притягивает твоего внимания?
Габриэлю очень хотелось порадовать де Меца, пусть ассасин почувствует удовлетворение оттого, что тренирует и обучает его. И юноша изучал рисунки во все глаза. Наконец он вздохнул. Письмена, несомненно, были кодом, но он не мог его расшифровать. Две шестиконечные звезды, три круга, крест-накрест пересеченные линиями. Геральдическая лилия. Что-то похожее на сердце, пронзенное стрелой. Рядом с воздетыми руками еще одно похожее сердце.
– Ну что?
Габриэль вздохнул:
– Вот этот знак напоминает утку.
Жан де Мец нахмурился, посмотрел на рисунок и расхохотался. И Габриэль засмеялся, чувствуя, как уходит напряжение, сменяясь сожалением пополам с легким смущением.
Саймон испытывал шок от малоприятного открытия – в его венах течет кровь ассасина. Он фотографировал глазами послание Жака де Моле, чтобы потом вызвать у Захария Моргенштерна, главного криптолога «Абстерго», священный восторг и трепет. Это будет еще одна веская причина признать, что его метод расширенного поиска работает. Эта находка не имела прямого отношения к главной задаче – найти и изучить меч Эдема с целью устранить его неисправность, но эта информация была бесценной для тамплиеров, и, не будь этого исследования, она бы оставалась потерянной для них навсегда.
– Простите, – сказал Габриэль, – но я не вижу в этом никакого смысла.
– Что ж, это была смелая попытка, – сказал де Мец. – Теперь я знаю, что тебе нельзя отправлять зашифрованные послания. Но давай используем это время с большей пользой. – (Габриэль кивнул и направился к винтовой лестнице.) – Нет, мы не будем возвращаться во двор. Этому обучают подальше от посторонних глаз. Обычно нечленам братства мы не позволяем брать его в руки, но… ты продемонстрировал некоторые интересные способности. – Де Мец усмехнулся. – Цени это.
Говоря это, он поднял рукав, и скрытый клинок, прикрепленный к его предплечью, стал полностью виден. Жан ловко отстегнул его и протянул Габриэлю, тот с почтением взял оружие в руки.
Никогда раньше ничего подобного он не видел. Это была не просто уникальная конструкция – клинок поражал красотой. По всей длине стального лезвия до самого смертельно острого кончика вился орнамент. Клинок был хитро встроен в кожаный наруч, так что под длинным рукавом его было не видно. И даже сам наруч потрясал искусной выделкой кожи и безупречной работой механизма.
Де Мец с проворной ловкостью надел его на правую руку Габриэля.
– Первое, что нужно запомнить, – держи пальцы подальше от лезвия. В былые времена в знак абсолютной преданности братству ассасины отсекали себе безымянный палец.
– По такой примете их легко было найти, – заметил Габриэль, – особенно если следовать принципу «скрывайся у всех на виду».
Де Мец стрельнул в него взглядом:
– А ты не невинный агнец Жанны, как хотел нам казаться.
«Невинный агнец Жанны». Дружеская подначка, но тем не менее подначка. Однако вот что странно… Жанна никогда не давала ему почувствовать себя агнцем – беспомощным, требующим защиты. С ней он чувствовал себя львом, значимым человеком, тем, кто поможет ей изменить мир вокруг. И к этой цели он стремился.
– Я предан Жанне, но я не ее агнец, – просто сказал Габриэль и усмехнулся. – Показывай, как с ним обращаться.
К тому моменту, когда Габриэль с Жаном вернулись во внутренний двор среднего замка, два всадника, облаченные в тяжелые кожаные доспехи, встали друг против друга. Щиты у них были самые что ни на есть настоящие, а вот пики – с затупленными наконечниками. Габриэль сразу же узнал Жанну в том всаднике, что был поменьше и в доспехах не по росту. Противники практически одновременно ударили своих коней в бока пятками, и те легким галопом пустились навстречу друг другу. Копье пришлось точно в щит Жанны. От сильного удара ее тело завалилось назад, меч и копье вылетели из рук.
Ее лошадь от испуга шарахнулась в сторону, нога Жанны выскользнула из стремени, она едва не вылетела из седла. С большим трудом ей удалось выпрямиться, схватить выпущенные из рук поводья, и, к удивлению Габриэля, поскакать к своим новым оруженосцам, которые успели подобрать выроненные ею копье и меч.
Тем временем противник Жанны, крепко держа копье, вернулся на исходную позицию для второго захода. То же самое сделала и Дева.
Копье в руке Жанны раскачивалось, когда крепкая лошадь несла ее навстречу противнику. Габриэль, затаив дыхание, наблюдал, как копье, казалось, замерло, нацеливаясь в точку; точно так же от короткого движения его запястья выстреливал и замирал, готовый к бою, скрытый клинок. Габриэль радостно вскрикнул, когда копье Жанны ударило почти в центр щита противника. Раздался громкий треск, ее копье переломилось пополам. Щит слетел с руки противника, пока он балансировал, стараясь удержаться в седле. Его копье на этот раз ударило мимо Жанны.
– Давно они этим занимаются? – спросил ошеломленный Габриэль.
– Не более часа. Утром она была на мессе с дофином, – ответил де Мец. Он посмотрел на Габриэля и подмигнул. – Я же говорил тебе, что вы с ней всему учитесь невероятно быстро.
Под одобрительные крики Жанна сняла шлем и тряхнула коротко стриженной головой. Она раскраснелась, дышала тяжело, но даже сейчас… даже сейчас Габриэль видел исходившее от нее и хорошо знакомое ему свечение.
– Мы уже чувствуем королевскую корону на нашей голове, – раздался голос дофина.
Габриэль с Жаном почтительно поклонились, приветствуя его. Рядом с дофином шел молодой человек лет двадцати, темноволосый и стройный. Лицо у него было мужественное, но не лишенное благородной красоты. Его внешность и та легкость, с которой он держался с Карлом, говорили о принадлежности к высшему сословию. «Двигается как холеный домашний кот, – подумал Габриэль, – лениво, беззаботно, но в любое мгновение он готов прыгнуть».
– Приветствую вас, благородный дофин и мой прекрасный герцог! – раздался голос Жанны.
Она подъехала к ним, спешилась, и тут же выражение легкой усталости сошло с лица герцога, и он искренне улыбнулся, приветствуя Жанну. Девушка же нашла взглядом Габриэля и помахала ему рукой. Размашистым шагом юноша подошел к ним и поклоном головы засвидетельствовал высоким особам свое почтение.
– Это мой кузен Габриэль, он со мной с самого начала. А это Жан, герцог Алансонский. Мы встретились с ним сегодня утром во время мессы. Я сказала ему, что он прибыл вовремя. Чем больше людей королевской крови соберется вместе, тем лучше.
Герцог рассмеялся.
– Я прибыл, как только мне это позволили англичане, – сказал он, глядя на Габриэля. – Последние пять лет я был их нежеланным гостем. Меня освободили несколько дней назад, и тут же мой король потребовал, чтобы я явился в Шинон! Должен признаться, мне здесь очень нравится. – Герцог перевел взгляд на Жанну, и она доверчиво улыбнулась ему. – Не думал, что мне доведется увидеть девушку, так искусно владеющую копьем. Жанна, мой кузен дал вам старую крестьянскую клячу, от которой в сражении не будет никакого толку. – (В действительности это была не старая деревенская кляча, а по-военному обученный конь, который дернул головой и запрядал ушами, словно слова герцога его обидели.) – Позвольте мне купить вам коня, познавшего звон стали, который не испугается, если меч из ваших рук упадет на землю к его копытам. Вам нужен именно такой жеребец.
