Эмпириокритики и богостроители (Богданов, Покровский, Луначарский и др.) выступали и как отзовисты-ультиматисты. Они были против участия членов партии в работе профсоюзов и других легальных организаций и требовали отзыва социал-демократических депутатов из III Государственной думы, предлагая предварительно предъявить им ультиматум. Отзовизм явился прямым продолжением бойкотизма — оппортунистического течения в 1907 г., возглавлявшегося Богдановым и Каменевым.
В 1908 г. отзовисты образовали особую группу и повели борьбу против Ленина. В условиях реакции, когда большевистская партия находилась в подполье и использовала все легальные возможности для сохранения связи с массами и подготовки нового революционного подъема, отзовисты толкали партию на путь отрыва от масс, превращения ее в секту и тем самым ставили под угрозу ее существование.
Весной 1909 г. отзовисты, ультиматисты и богостроители (Богданов, Алексинский, Луначарский и др.) создали инициативную группу по организации антипартийной школы на о. Капри, где широко пропагандировались идеи богостроительства.
В июне 1909 г. фракция сторонников отзовизма и ультиматизма была осуждена как несовместимая с большевизмом и исключена из большевистской организации.
Богостроительство было тесно связано с «философией коллективизма» Богданова. Цель богостроителей была та же, что и у Фейербаха с его символом веры «Человек человеку Бог», а именно, создание религиозного атеизма, т. е. религии без Бога. Они намерены были соединить эту религию с марксизмом. По словам Луначарского, социалист религиознее старорелигиозного человека, ибо объекты его поклонения реальны — человеческий коллектив и космос: «Человек человеку Бог. Ищешь Бога? Бог есть человечество». Бог «суть народушко», вторил ему Горький. «Я видел всесильный и бессмертный народ… и я молился: ты еси Бог, да не будет миру бози инии разве Тебе, ибо Ты еси един Бог, творяй чудеса. Тако верую и исповедую» (исповедь Горького). Богостроители говорили о «расцвете социалистического религиозного сознания», а марксизм рассматривали главным образом как религиозно-философскую систему, указывающую людям путь к новой жизни. Они полагали, что в религиозной форме марксистское учение будет легче усваиваться массами и эффективнее выполнять свою связующую роль.
Эта проповедь «религиозного атеизма» и вызвала бурное обсуждение его со стороны богоискателей и контрреволюционного православного духовенства. Они стали называть социалистов антихристианским «человекобожеством», противостоящим христианскому «богочеловечеству».
* * *
Поскольку в период столыпинской реакции складывалась политика ленинской партии по отношению к религии, осветим этот период более подробно, как он отражен в письмах и работах самого Ленина.
Еще в конце 1905 г. Ленин обратился к Плеханову с письмом, в котором предлагал сотрудничество: «Я обращаюсь к Вам с этим письмом, потому что убежден, что вопрос о необходимости объединения социал-демократии уже назрел окончательно, а его возможность именно теперь особенно очевидна… Я написал в Питер, чтобы все редакторы новой газеты (пока их семеро: Богданов, Румянцев, Базаров, Луначарский, Орловский, Ольминский и я) обратились к Вам с коллективной и официальной просьбой войти в редакционную коллегию… Я знаю прекрасно, что все большевики рассматривали всегда расхождение с Вами, как нечто временное, вызванное исключительными обстоятельствами… Готовность объединиться, сознание крайней ненормальности того, что лучшая сила русских с.-д. стоит в стороне от работы, сознание крайней необходимости для всего движения в Вашем руководящем, близком, непосредственном участии, — все это было у нас всегда… Но лучше, чтобы это было сегодня, чем завтра. Дела повернули теперь так, что можно опоздать, и мы намерены приложить все усилия, чтобы не опоздать…
Трудности таковы: 1) Ваши разногласия со многими членами новой редакции. 2) Ваше нежелание входить в одну из половин социал-демократии. — Первая трудность, мне кажется, вполне устранима. Наше согласие с Вами касается примерно 9/10 вопросов теории и тактики, а ради 1/10 расходиться не расчет. Но я нигде и никогда не пытался связать кого бы то ни было из социал-демократов своими взглядами, и никто, безусловно никто из новой редакции не ангажировал себя ни в какие „ленинисты“… Вы считаете ошибочными взгляды трех из семи названных лиц (речь идет о Богданове, Базарове и Луначарском. — А. Б.). Но и эти трое не пытались и не пытаются связать свои взгляды с каким бы то ни было официально партийным делом. И эти трое… были бы чрезвычайно рады совместной работе с Вами… Политически расходиться нам теперь было бы крайне нежелательно, крайне неуместно, крайне вредно для социал-демократии».
Из статьи Ленина «Заметки публициста», сентябрь 1907 г.: «После разгона второй Думы преобладающей чертой политической литературы стало уныние, покаяние, ренегатство… отречение от революции, ее традиций, ее приемов борьбы, стремление приладиться так или иначе поправее… Нигде в мире, может быть, буржуазия не проявила в буржуазной революции такого реакционного зверства, такого тесного союза со старой властью, такой свободы от чего-нибудь хоть отдаленно похожего на искренние симпатии к культуре, к прогрессу, к охране человеческого достоинства, как у нас, — пусть же наш пролетариат вынесет из русской буржуазной революции тройную ненависть к буржуазии и решимость в борьбе против нее. Нигде в мире, вероятно, мелкая буржуазия — начиная от „народных социалистов“ и трудовиков и кончая затесавшимися в социал-демократию интеллигентами — не проявляла такой трусости и бесхарактерности в борьбе, такого подлого разгула ренегатских настроений, такой угодливости по отношению к героям буржуазной моды или реакционного насилия, — пусть же наш пролетариат вынесет из нашей буржуазной революции тройное презрение к мелкобуржуазной дряблости и неустойчивости».
Из письма Горькому от 7.2.1908: «В какой бековский
[23] сборник Вы направили статью о цинизме? Недоумеваю, ибо о бековских сборниках мне усердно пишут, а о сем не слыхал. Надеюсь, что в питерский…
Ваши планы очень интересны, и я приехал бы охотно. Но, согласитесь, не могу же я бросить дела партийного, которое надо наладить немедленно…»
[24]
Я тысячу раз согласен с Вами насчет необходимости систематической борьбы с политическим упадочничеством, ренегатством, нытьем и проч. Насчет «общества» и «молодежи» не думаю, чтобы у нас было разногласие. Значение интеллигентской публики в нашей партии падает: отовсюду вести, что интеллигенция бежит из партии. Туда и дорога этой сволочи. Партия очищается от мещанского сора. Рабочие больше берутся за дело. Усиливается роль профессионалов-рабочих. Это все чудесно… Я уверен, что партии теперь нужен правильно выходящий политический орган, выдержанно и сильно ведущий линию борьбы с распадом и унынием, — партийный орган, политическая газета… Наша коллегия недаром постановила перенести «Пролетарий» сюда. Трудно его наладить, поставить, оживить, — слов нет. Но это надо сделать, и это будет сделано… Если есть охота к совместной работе в политической газете, — почему бы не продолжить, не ввести в обычай тот жанр, который Вы начали «Заметками о мещанстве» в «Новой жизни» и начали, по-моему, хорошо? Во сколько раз выиграла бы и партийная работа через газету, не столь одностороннюю, как прежде, — и литераторская работа, тесно связавшись с партийной, с систематическим, непрерывным воздействием на партию! Чтобы не «набеги» были, а сплошной натиск по всей линии, без остановки, без пробелов, чтобы с.-д. большевики не только нападали по частям на всяких оболтусов, а завоевывали все и вся так, как японцы завоевывали Манчжурию у русских. Из трех тем, которые Вы намечаете для сборников (философия, литературная критика и тактика момента), полторы отошли бы в политическую газету… Систематические статьи, периодические, в концерте политической газеты, в связи с партийной работой, в духе начатого «Новой Жизнью» — скажите, есть у вас охота к этому или нет?
