– И что ты предлагаешь?
– Я предлагаю отменить поездку, – уверенно сказал Васько. – По крайней мере, в это воскресенье. Перенести ее на другое число или вообще пока число не уточнять. И город не мешало бы выбрать другой.
Богданович молчал, внимательно глядя на собеседника. Замолчал и тот, ожидая, что скажет шеф.
– Я вот думаю, Николай…
– Да, Федор Викторович?
Богданович снова замолчал. Усмехнулся.
– Я вот думаю: а не поменять ли мне начальника охраны?
– Не понял, Федор Викторович…
– А что тут понимать? Не хочешь исполнять свои прямые обязанности, вот и дуришь мне голову с этим покушением.
– Федор Викторович… – опешил Васько. – Да почему я не хочу?
– Потому, Николай! Ты меня должен охранять, так?
– Да, но…
– Вот и все. И охраняй. А то, что там кто-то что-то сообщил, меня не касается. Спасибо, конечно, за заботу, но для них там, в Москве, все это игра, а для нас – жизнь. Ты меня понимаешь, Николай?
Тот опустил взгляд.
– Иди сюда! – позвал его Богданович, подходя к окну.
Васько подошел к нему.
– Видишь толпу?
– Вижу, Федор Викторович.
– А если видишь, Николай, то должен понимать: сами по себе эти люди не разойдутся. Вот пока они тут кричат, это еще полбеды. Но когда возьмутся за оружие, начнется страшное. Ты был на войне, Николай, ты знаешь, что это такое.
Васько покивал, не поднимая глаз.
– И я не хочу, чтобы война началась на этих улицах и вошла в каждое село, в каждый дом. И сделаю все возможное, чтобы ее предотвратить.
Богданович помолчал и продолжил тише, задушевнее:
– Мне, Николай, умирать не хочется, это я тебе прямо скажу. Еще очень много чего надо сделать… Но и запугать себя не дам. Если кто-то очень хочет меня убить, пусть хочет. Таких много, и от всех, Николай, я не убегу – не заяц.
– Но Федор Викторович…
– Все, Николай Петрович, – возвращаясь за стол, сказал Богданович. – Я решения не меняю. Даже по такой уважительной причине, как звонок товарищей из ГРУ.
Он улыбнулся по-доброму, чтобы ободрить сникшего начальника охраны.
– Ну что ты паникуешь, Николай? У тебя такие ребята опытные… Зонтики раскроют – и иди куда хочешь. Опять же, машины бронированные. Не понимаю, чего ты боишься?
– Эх, Федор Викторович, – отозвался Васько. – За себя я боюсь, что ли? И что с того, что бронированные машины? Вы знаете, какое сейчас оружие? Шарахнут из базуки, и броня не поможет.
– А ты сделай так, чтоб не шарахнули, – улыбаясь, сказал Богданович.
– Вы, Федор Викторович, как ребенок, честное слово! – разозлился Васько, вставая.
– У тебя еще что-нибудь есть? – уже другим тоном спросил Богданович.
– Нет…
– Тогда свободен. У меня много дел.
Федор Викторович склонился над столом и вернулся к своим записям.
Васько посмотрел на его склоненную голову, на широко расставленные руки, вздохнул и тихонько вышел из кабинета.
15 июня, Львовская область, 13.00
Лес был наполнен птичьим пением и пахучими, как травяной отвар, запахами. Солнце стояло в зените, но вниз, во влажные мхи и кудрявые папоротники, почти не доставало, разбрасывая по холмам и впадинам пестрые золотистые узоры.
Роман двигался в темпе бодрого пенсионера-дачника. Но это если позволял ландшафт. А так как в основном ландшафт не позволял, то он полз, как черепаха, медленно переваливаясь через холмы и еще медленнее преодолевая многочисленные логи, рвы, овраги и всякие прочие буераки.
По навигатору выходило, что граница – вот она, рукой подать. А на деле, то есть ножками по земле, сколько Роман рукой не подавал, цели и близко не достиг. Сползание вниз и карабканье вверх отнимали уйму времени и сил. За два часа ходу он прошел – стыдно сказать – каких-то семь километров. И это пока он был относительно свеж.
А что будет дальше?
Рельеф ни разу не порадовал ровненькой рощицей или там руслом широкой, спокойной реки. Вместо рощиц – дикий заповедный лес, торчащий во всех направлениях из земных волнистостей. Вместо широкой реки – шустрые горные ручьи, грозящие массой опасностей и отнимающие времени больше, чем все другие препоны, вместе взятые.
Одолевая пока препоны без ущерба для организма, Роман упорно двигался на запад. Во-первых, ему нужна была граница. Во-вторых, где-то там, но только уже на польской стороне, находился пансионат «Старая сова».
Роман помнил, что в логово «лесных братьев» везли его недолго. В чувство после знакомства с кулаком Адама он пришел быстро. Затем ехали примерно минут сорок, пока не случилась остановка. Тогда Роман не понял, но сейчас, восстанавливая события, был уверен, что машина пересекла границу. Какой-то местный, совсем небольшой пункт, где все друг друга знают и не размениваются на формальности. Маленький презент пану хорунжему – и можно ехать дальше. С украинским пограничником договориться еще легче.
После границы долго петляли по очень плохой дороге, а затем ехали непосредственно по лесу.
Сначала Роман пытался идти по следам автомобиля, извилистым, как капиллярные линии. Но быстро понял, что только уходит в сторону от основного направления. Если автомобиль, суть субъект катящийся, мог себе позволить объезд в пару десятков километров, то для Романа, суть субъекта шагающего, это была недопустимая роскошь. Он и так, после всех мытарств, чувствовал некоторую неуверенность перед неизбежными тридцатью километрами. А уж дополнительные двадцать, да еще по этим мезозойским дебрям, вообще казались чем-то нереальным.
Конечно, можно было понадеяться, что, достигнув дороги, он сумеет остановить машину. Но против явного плюса имелись не менее явные минусы.
Во-первых, в эдакой глухомани, да по эдакой дороге хорошо, если за целый день кто-нибудь проедет. То есть можно угробить полдня, если не день, впустую.
Во-вторых, этим «кто-нибудь» мог быть кто угодно, от плохого до очень плохого человека. «Вальтер» в кармане давал некоторую уверенность при разрешении предвиденной ситуации, но, во-первых, Роману надоело убивать кого ни попадя, во-вторых, это несло лишние осложнения.
В-третьих, ему пока вообще не стоило выходить к местам обитания людей. Тут хоть и многоверстное безмолвие, но, Роман был уверен, все друг друга знают и поддерживают связь. Человек – животное общественное, оно должно сообщаться с себе подобными. Хотя бы из самой простой потребности – чтобы выжить. Поэтому, покажись Роман на глаза какому-нибудь местному «кому-бы-то-ни-было», можно было не сомневаться, что очень скоро о чужаке, блуждающем по лесу, станет известно всей округе.
