Главой американской оккупационной администрации стал генерал Клей. В его зоне крупных промышленных предприятий было немного. Как писал генерал в своих мемуарах, «большая часть крупных заводов и фабрик находилась в британской зоне высоко развитой промышленности». В июне 1945 года американские войска покинули Эссен, и а город торжественно вступили английские воинские части. На вилле «Хюгель» теперь разместилась англо-американская группа угольного контроля. Здесь также принимали всевозможных важных лиц, прибывших в Эссен.
Немцы нашли, что англичане более организованные и дисциплинированные люди, нежели американцы, однако новые хозяева вели себя по отношению к немцам более жестко. В то же время бывшие служащие Круппа отметили, что у англичан менее развиты технические навыки, чем у американцев. Например, английские специалисты целую неделю не могли вскрыть главный сейф виллы «Хюгель», а потом обнаружили, что он пуст.
Британцы в первые же несколько недель уволили почти 600 сотрудников фирмы, бывших нацистов. Руководителем персонала они назначили Германа Хобрекера, который никогда не состоял в партии. Затем оккупационные власти стали решать, какие виды производства подлежат возобновлению. К своему удивлению, они обнаружили, что в каком-то смысле оно и не прекращалось. Еще в апреле Фриц Туббезинг, разобравшись с «охотниками за сувенирами» на заводской территории, смог восстановить часть энергетических мощностей. Заработали пекарня и некоторые из предприятий. Специалисты фирмы налаживали производство кровельного железа. С разрешения и под контролем военных властей они стали также сооружать сборочный локомотивный цех. В Бохуме местные мастера начали отливать стальные посеребренные колокола с разным звучанием (особо – для католиков и протестантов). Конечно, это вам не танки или крупнокалиберные пушки, но лучше, чем ничего, тем более что людям очень нужна была работа. Согласно статистике оккупационных властей, немцы тогда получали около тысячи калорий в день на человека – куда больше, чем некогда их рабы; однако и этот паек составлял всего две трети минимальной нормы взрослого человека. Американский Госдепартамент сделал широкий жест, согласившись на вывоз из Рура 25 миллионов тонн угля во Францию и Бельгию, но это было безответственное решение: баснословное богатство Рура было затоплено, и добыча угля сократилась до 3 миллионов тонн в месяц. Городское самоуправление делало что могло для исправления положения. Лезер, освобожденный из гестапо, создал значительную программу общественных работ по благоустройству города. Работы по расширению железнодорожного вокзала затронули старое Кетвигское кладбище, и пришлось потревожить прах членов семьи Крупп.
Наступило время выполнять потсдамские решения, и оккупационным властям надо было избавиться от служащих Альфрида. 16 ноября 1945 года английская военная администрация наложила арест на все имущество фирмы и ее филиалов, назначив опекуном полковника Фаулса. Он набрал себе группу помощников, прошедших процедуру денацификации, во главе с Хобрекером и Хансеном. Пригласив их к себе в кабинет, полковник сразу заявил им, что он солдат, который не занимается политикой, а выполняет приказы. Если даже они считают, что его начальники не правы, он бессилен что-то изменить. Он должен делать что ему велено, а его помощники в свою очередь должны делать что он велит. «Здесь больше не должны дымить фабричные трубы, – заявил он. – На месте сталелитейного завода будут сады и парки. Английское военное командование решило покончить с Круппами навсегда. Это все, джентльмены».
Но это было не все. Сотрудники фирмы узнали, что им следует целые станки и оборудование отправить в другие страны, а остальное разрушить и взорвать. Это вызвало вспышку недовольства. Часть рабочих забастовала, несмотря на угрозы сократить пайки. Конечно, забастовка была символическим жестом – все равно рассматривать их требования никто бы не стал. Из Кельна прибыл архиепископ Фрингс, который стал уговаривать англичан пойти на компромисс. Сами же немцы, помощники Фаулса, получали тайные указания от Бертольда, единственного члена династии, остававшегося на свободе и дееспособного.
Тогда немцев вызвал к себе бригадный генерал Ноэль. В атмосфере арктического холода, не сказав даже «гутен таг» и не предложив никому сесть, он объявил, что отныне не должно быть никаких забастовок, вмешательства церкви, халатности или саботажа. Если немцы сами не демонтируют своих заводов, им придется сделать это под вооруженной охраной.
– Каким образом мы можем собрать и оплатить наши долги, сэр? – спросил Шредер.
– По какому праву вы задаете мне вопросы? – переспросил генерал.
– По праву осужденного, которому предоставляется последнее слово, – ответил немец.
– Военные преступники не собирают долгов и не могут быть ничего должны другим военным преступникам, – отрезал Ноэль. Он встал, давая понять, что разговор окончен. Немцы вышли.
Никто еще не знал, что такое «военные преступники», но ясно было, что командующий оккупационными войсками считает их виновными. Они были осуждены, как представители фирмы Круппов, приговоренной союзниками к смертной казни. И теперь они сами, верные слуги этой фирмы, должны принять участие в ее казни.
Задача по ликвидации огромной фирмы была очень нелегкой, тем более что нередко дорогостоящее оборудование и станки перемещались с завода на завод и могли находиться в регионах, вошедших в английскую, американскую или советскую зоны оккупации. Чтобы справиться с этими организационно-техническими проблемами, в Эссен прибыли делегации из Москвы, Варшавы, Рима, Афин, Осло, Копенгагена, Парижа, Лондона и Вашингтона. Некоторые вопросы удалось решить быстро. Предприятие «Берндорферверк» было возвращено австрийским акционерам, которые объединили его с другим металлургическим заводом, прекратив, таким образом, существование этого австрийского филиала фирмы Круппов. Меппенский полигон передали под управление доверенным лицам; через двенадцать лет они торжественно представили его командованию артиллерийских войск новой германской армии. Завод «Грузонверк» находился в русской зоне оккупации, Советский Союз просто объявил его военным трофеем. Он оказался очень полезным трофеем – там хранились документы с формулами крупповской сверхпрочной стали, которая впоследствии была использована при создании первых советских «МиГов». Фирме пришлось примириться с потерей этого предприятия; да немцы ничего другого и не ожидали: по крайней мере, поведение русских было вполне объяснимо. Иное дело – англичане в Киле. Там судостроителям пришлось под их надзором демонтировать все секции для стоянки подлодок и ликвидировать верфь «Германия». Это вызвало протесты немцев: они заявляли, что этот одиозный акт совершен просто для того, чтобы англичане не имели конкуренции в этой отрасли.
На такие протесты, впрочем, никто не обращал особого внимания. Союзники взяли за горло бывших хозяев концерна, и в своей безличной, бюрократической манере они были почти так же беспощадны, как сам Альфрид в дни триумфов Гитлера. Как только с бывших предприятий было вывезено все более или менее ценное, начались взрывные работы и снос построек. Около 7 тысяч бывших рабочих Круппа кормили свои семьи, участвуя в разрушении своих бывших рабочих мест; это продолжалось много месяцев. Украина получала паровые котлы, Англия – сталь в слитках, Греция – доменные печи, а огромный 15 000-тонный пресс был отправлен в Югославию, хотя югославы не знали, что с ним делать дальше, и он так и остался лежать в порту, пока не заржавел.
