Одной из первых о его действиях узнала миссис Рузвельт, которая написала Макклою письмо с вопросом, почему он освобождает столько нацистов сразу. Тот ответил, что проблема досталась ему от предшественника, который так и не смог ее решить. А лично он, Макклой, получает множество петиций с просьбами о помиловании, и вообще – учет интересов и прав приговоренных и проявление справедливости к ним, по его мнению, является одной из главных черт, присущих американскому правосудию. Еще генерал Клей назначил апелляционный совет, который изучил материалы и сообщил, что оснований для милосердия нет. Но Клей добавил: «Там еще чертова прорва работы». Таким образом, передавая дела Макклою, Клей переложил на него и ответственность за судьбу почти 30 человек, для которых смертный приговор мог быть заменен на пожизненное заключение простым росчерком пера.
А кто может поручиться, что не было допущено судебных ошибок? И Макклой назначает новую апелляционную комиссию. Она собралась в Вашингтоне за три месяца до начала войны в Корее. Дата свидетельствует, как и утверждал сам комиссар, что это дело не имеет прямого отношения к корейским событиям. Но это не значит, что сама война, развиваясь в нежелательном для западных держав направлении, никак не повлияла на решения членов комиссии.
В ней состояли Дэвид Пек, судья апелляционного суда Нью-Йорка, Фредерик Моран, председатель Нью-йоркского совета по досрочному освобождению, и генерал Конрад Сноу, юридический советник Госдепартамента. Перед ними была непосильная задача. Юристы Клея семь месяцев изучали одно дело, а этим выделили пять месяцев на полный пересмотр материалов 12 нюрнбергских судов, которые следовали за Международным военным трибуналом.
После того как они провели сорок дней в Мюнхене и ознакомились с двенадцатью обвинительными заключениями (около 3 тысяч страниц), их представили немецким юристам как Консультативный совет по помилованию военных преступников. Потом в прессе появились сообщения, как будто Моран опрашивал всех заключенных в Ландсберге и собрал показания 50 адвокатов. Все это звучало впечатляюще. Однако, как отметил Телфорд Тэйлор, «даже в процедуре помилования, которая проводится губернаторами штатов, предусмотрены обязательные опросы прокуроров и судей, которые вели дело, с учетом их мнения. Эти элементарные общепринятые условия люди Макклоя не выполнили».
Летом 1950 года юристов, осудивших Круппа в 1948-м, разбросало по всему свету. Генерал Тэйлор находился на военной службе, другие в основном занимались частной практикой. С ними можно было списаться, но этого никто не сделал. Случилось так, что один из нюрнбергских обвинителей оказался на месте. Бенджамин Ференц в 1945 году, будучи армейским офицером, побывал в захваченном американцами концлагере, когда топки крематориев еще не остыли. Он стал одним из первых членов Комиссии по военным преступлениям и до сих пор оставался в Германии. Его миссия заключалась в возврате собственности убитых евреев их родным. «Частная собственность – это святое» – так стоял этот жгучий вопрос на конференции во Франкфурте. И потому – вот же ирония судьбы! – власти относились к этому делу столь же ревностно, как и к проблеме сохранения имущества Круппа. Узнав о наметившемся пересмотре дела, он написал всем членам совета, объяснил, что был консультантом Тэйлора, и предложил свои услуги. Секретарь вежливо ответил, что его вызовут, если потребуется его помощь. Но так и не вызвали. Он сам иногда заходил в контору верховного комиссара и во время первого посещения заметил хорошо упакованный 6-фунтовый ящик с документами по процессу Круппа – в точности как гроб. Любопытно, что ни один гвоздь так и не вынули из его крышки вплоть до освобождения Альфрида. А после-то уж зачем?
Макклой вовсе не пренебрегал своими обязанностями. Но прочесть все протоколы действительно невозможно в предложенные сроки. Он доверял членам апелляционного совета все, что не мог сделать сам, занимая пост главы администрации одной трети Западной Германии. Скорее всего, он был искренне озабочен судьбой Альфрида, хотя и давление Вашингтона, и кровопролитие в Корее тоже на него влияли. Сам комиссар говорил, что его смутил приговор Круппу, особенно пункт о конфискации. По его словам, в этом с ним согласились английские и французские коллеги. Как говорил автору сам Макклой, на его взгляд, «Альфрид не очень-то виноват. Он уже искупил вину, просидев столько времени в тюрьме. Ну да, он поддерживал нацистов раньше, но ведь он был просто слабовольным плейбоем, без чувства ответственности». Макклой подчеркнул, что это его личное ощущение.
Думая об участи 104 заключенных, дела которых комиссия пересматривала, и стараясь успеть побольше за короткое время, верховный комиссар сам побывал в Ландсберге и побеседовал со многими, чью судьбу ему предстояло решить. По какой-то причине он не встречался с Круппом (как он сам заметил, они виделись позднее, уже на приеме с коктейлем). Что касается членов апелляционного совета, то, по словам комиссара, у них были различные подходы к разным осужденным, но в деле Круппа они были единодушны. Впоследствии судья Пек в письме к автору этих строк признавал, что «не помнит многих подробностей, относящихся к тому делу». Это неудивительно, если учесть, что предстояло рассмотреть дела более сотни военных преступников и прочесть тысячи страниц документов. И просто чудо, что в другом письме тот же юрист упомянул советника Круппа Эрла Кэрролла, это он, оказывается, запомнил.
* * *
Кэрролл, «пария Нюрнберга», американский адвокат с сомнительной репутацией, был предложен защитой Круппа в качестве еще одного защитника, поскольку Альфриду якобы требовались советы юриста-американца. Однако нюрнбергский суд решительно отверг Кэрролла. И вот он стал участником дела о помиловании. Хотя Верховный суд США заявил о своей неправомочности в решении вопроса о конфискации имущества, решение-то было необходимо – концерн находился в подвешенном состоянии. Кэрролл и юристы из совета по помилованию хорошо понимали друг друга. Новый участник процесса подготовил апелляцию о помиловании Круппа, аргументируя это тем, что Альфрид занимал при отце «подчиненную позицию» в фирме, и указывая, что по американским законам конфискация имущества применяется в тех случаях, когда это имущество было нажито незаконным путем, а к довоенной собственности Круппов это не относится.
В действительности Альфрид, как всем хорошо было известно, являлся по закону единоличным собственником Фирмы, и осужден он был не по американским, а по международным законам, установленным Объединенными Нациями, где предусматривалась конфискация собственности военных преступников. То есть вердикт по делу Альфрида был юридически обоснованным.
Пять месяцев рекомендации совета по помилованиям пролежали на столе Макклоя. Между тем международная ситуация все ухудшалась. Американцы в Корее потерпели новое тяжелое поражение от войск КНР и отступали на юг от Сеула. Сенаторы, такие, как Тафт или Гувер, критиковали президента, начавшего войну по защите Южной Кореи, за превышение своих полномочий. В Америке опасались, что в войну вмешаются русские. В январе 1951 года китайцы отвергли мирные предложения ООН. Тогда Макклой стал спешно готовить решение об амнистии.
Адвокат Кэрролл мог торжествовать: теперь он разбогател. «Условия найма были просты, – писал один журнал. – Кэрролл должен освободить Круппа из тюрьмы и вернуть имущество, получив пять процентов. В результате ему причиталось 25 миллионов долларов». Ничего похожего, конечно, не было, но миллион, а то и два он получил и удрал из Рура.
