По окончании первого финансового года Крупп устроил на вилле первое в истории фирмы торжество для юбиляров: людей, проработавших в концерне двадцать пять, сорок или пятьдесят лет. Его речь имела большой успех. Он рассказал о новых проектах фирмы в Испании, Греции, Пакистане, Ираке, Судане, Иране и других странах, о том, что создается новый филиал по планированию строительства за рубежом, и сообщил слушателям, что годовой оборот составил уже около миллиарда марок. Тут все просто рот раскрыли. Но Крупп поднял руку: «Давайте пока не будем слишком гордиться тем, что сделано. До вершины еще далековато». Но из ущелья Альфрид явно уже выбрался.
В дальнейшим такие чествования юбиляров проводились в Зальбау, который считался городским залом приемов, но на самом деле тоже был крупповским. Вилла «Хюгель» уже не очень подходила для таких вещей: количество работников фирмы к этому времени достигло 125 тысяч человек.
Концерн постоянно осваивал новые виды продукции – средства связи, синтетические ткани, пластмассы, механизмы для очистки воды и воздуха (к сожалению, они никогда не использовались на его собственных заводах). Двести ученых разрабатывали проблему применения нового металла – титана, прочного, как сталь, на 80 процентов легче и нержавеющего, идеального для авиации. За три года с первого юбилея оборот концерна возрос в четыре раза, достигнув 4 миллиардов марок (примерно пятая часть этой суммы приходилась на предприятия в других странах).
Но это официальная статистика, Крупп сознательно не упоминал еще примерно о миллиарде долларов «отчужденного» товарищества «Рейнхаузен» (сталь и уголь), которое формально ему не принадлежало. Правда, согласно Мелемскому договору с англичанами, американцами и французами, он должен был ликвидировать эти холдинги, но не делал этого. Поскольку в ФРГ теперь производилось свыше 28 миллионов тонн стали, так что она вышла на третье место в мире после США и России, прибыли концерна, получаемые таким окольным путем, были внушительными. Французский журнал «Реалите» сообщил, что концерн Круппа занимает четвертое по значению место среди корпораций Европы. Личное состояние Альфрида оценивалось в 800 миллионов долларов. «Рейтер» отметило, что при Альфриде фирма возродилась и росла более быстрыми темпами, чем в свое время при Густаве. Один немецкий литератор заявил: «В экономическом смысле это – замечательный прогресс».
* * *
Однако в общественном смысле эти успехи причиняли руководству фирмы много головной боли. Со времени побоища века прошло меньше десяти лет, и газетные отчеты о процветании Крупа злили бывших солдат, получивших увечья от крупповских танков и снарядов. В Мельбурне Крупп вышел из самолета под свист и крики: «Убийца евреев! Палач!» Не глядя на толпу, он спокойным скучным голосом заметил: «Мне немного жаль, что некоторым не нравится, что я в Австралии». В Оттаве отель, в котором он остановился, пикетировали ветераны с плакатами: «Возвращайся в Нюрнберг, военный преступник!»
В английской палате общин даже консерваторы время от времени возмущались тем, каким «почетом окружен повсюду этот бывший рабовладелец», а в палате лордов кое-кто требовал наказать «этого военного преступника». Даже в бундестаге твердые социал-демократы ворчали по поводу «этого торговца смертью».
Сам Крупп препоручил эту неприятную проблему доктору Хундхаузену, имевшему штат из 40 опытных манипуляторов общественным мнением. Им удалось справиться со стоявшей перед ними крайне сложной задачей: оружейная фирма накопила уже большой опыт ведения кампаний в прессе, не раз круто менявший свои оценки семьи Крупп и ее отдельных представителей. После того как Альфрид, которого во время войны клеймили как военного преступника, вернулся из тюрьмы, произошла очередная смена настроений у зарубежных журналистов. Особенно резко нападали на нюрнбергский приговор американские публицисты Фрида Атли и Луис Лохнер. Последний писал, что сам разговаривал в Эссене с рабочими и служащими Круппа, и они рассказали, как обращались хозяева с иностранными рабочими во время войны – вполне хорошо и не хуже, чем с немцами. Однако суд «проигнорировал все эти показания». По словам мисс Атли (которая в 1930–1936 годах работала в Москве), решение Контрольного совета союзников по вопросу о немецких монополиях – это «образец коммунистического влияния, ненависти к большинству капиталистов». Она также писала, что трибунал, осудивший Круппа, был крайне необъективен, и заподозрила генерала Тэйлора «в симпатиях к СССР».
Даже тогда, в эпоху маккартизма, сочинения Атли и Лохнера привлекли лишь небольшую аудиторию. Но их утверждения подхватили редакторы влиятельных многотиражных газет и журналов, и началось: «Процесс Круппа шел в обстановке нездорового ажиотажа», а обвинитель союзников «задался целью наказать Дом Круппов как таковой» («Ридерз дайжест»). «Чем скорее Крупп снова примет участие в перевооружении, тем лучше» («Тайм»). Крупп «имел мало общего с Гитлером» («Ньюсуик»). «Альфрида осудили вместо недееспособного отца» (лондонская «Таймс»).
Эти публикации не могли пройти мимо внимания сотрудников Хундхаузена, составлявших аналитические обзоры прессы, которые просматривал сам Альфрид. Они работали над пропагандой положительного опыта концерна. Для визитеров из-за границы устраивались экскурсии по «империи Круппа» с хорошо подготовленными комментариями. На вилле «Хюгель» на электрифицированном глобусе были обозначены и уже действующие, и проектируемые предприятия и поселки на Ближнем Востоке, в Южной Америке, Австралии, Африке, Европе, Индии, Пакистане. Посетителям также указывали на три нефтеперегонных завода, построенных Круппом в СССР, плавильный цех на Филиппинах, а особенно рекомендовали обратить внимание на три предприятия угольной промышленности на американском берегу озера Эри. Янки могли требовать, чтобы Крупп покинул их территорию, но соглашались быть его покупателями.
Для зарубежных руководителей промышленности ведомство Хундхаузена создало особую библиотеку, фонотеку и фильмотеку, чтобы они могли ознакомиться с историей и современными достижениями концерна. Книги были прекрасно оформлены и содержали текст на нескольких языках. Круппа представляли как самоотверженного борца за технологическое будущее мира. Американцам напоминали, что сталь концерна нашла применение в батискафе «Триест», с помощью которого вели поиски пропавшей американской подводной лодки; тремя годами ранее «Триест» опускался на семь миль, на дно Марианской впадины в самом глубоком месте Тихого океана. Много рассказывалось и о том, как инженеры Круппа решились поднять со дна реки огромный гранитный обелиск египетского фараона Сезотриса I за символическую плату в 3500 египетских фунтов, по заказу Гамаля Абдель Насера, который хотел установить этот монумент на площади в Каире. Десять инженеров концерна с помощью гидравлического пресса успешно справились с этой задачей. Хорошенько отчистив памятник от наслоений тридцативосьмивековой грязи, они доставили его с Верхнего Нила в Каир и установили на бетонный фундамент. Была выпущена специальная брошюра, и беленькие девушки в голубых платьицах с тремя кольцами крупповской эмблемы раздавали эти книжки посетителям. Газетчики немедленно присвоили этим девушкам имя «голубой ангел Круппа». Один из помощников Хундхаузена, молодой барон, написал биографию Круппа под названием «Делайте добро и рассказывайте об этом».
