Альфред рассматривал это как здравую деловую практику. 27 февраля следующего года он запрашивал Фридриха Вильгельма: «Почему бы Англии в чрезвычайных обстоятельствах не закупать боевую технику у зарубежных друзей, пока ее собственная промышленность не может ее производить?»
Этот аргумент казался ему неопровержимым. Однако, поскольку никто не мог гарантировать, что друзья за рубежом останутся друзьями навсегда, его неоднократно повторявшиеся заверения в том, что он никогда не будет вооружать врагов Пруссии, воспринимаются как абсурдные. Он пообещал Роону, что не продаст оружие, «которое когда-нибудь сможет быть направлено против Пруссии». Как он мог давать такое обещание? Разве известно, кто может стать этими врагами? Как оказалось, различные комбинации сил, которые сформировались для сопротивления германскому милитаризму, включали в себя почти все страны Европы, то есть произведенные в Эссене пушки будут использоваться против немецких солдат. Любопытно то, что никто не предвидел такой затруднительной возможности, а глупость усиливалась тем, что офицеры в других странах часто не считали необходимым поддерживать промышленность у себя дома. Альфреда хорошо приняли в Лондоне. (По возвращении он выразил признательность герцогу Кембриджскому за поддержку, при этом добавив: «Я полон твердой решимости заслуживать ее, поставляя в Англию нечто такое, что стоит иметь».) Сделка сорвалась, потому что вышедшая на арену английская фирма «У. Дж. Армстронг и компания» оказала нажим на парламент, но, так или иначе, адмиралтейство секретно закупило стволы у Круппа. А потом, к своему ужасу, Альфред узнал, что прусские адмиралы горят желанием купить британские орудия. Им приглянулись заряжающиеся с дула пушки, и они не видели причин, почему бы не приобрести их. Поняв, что его собственного вола вот-вот зарежут, Крупп обратился непосредственно к Бисмарку и сказал ему, что предательство со стороны военно-морских сил его «просто удручает». Бисмарк согласился – такое дело не пройдет. «Он был рад видеть меня, – заметил Альфред с облегчением. – Разговор пролил воду на мою мельницу».
Появление Армстронга завершило формирование в Европе убийственного триумвирата. Крупп, Армстронг, Шнайдер: на протяжении последующих восьмидесяти лет их превозносили сначала как щиты национальной чести, а позднее, после того как их смертоносные машины безнадежно вышли из-под контроля, как торговцев смертью. (В 1888 году в дополнение к Армстронгу появилась еще одна британская фирма вооружений – «Виккерс санс энд компани лимитед». Однако обе они действовали в одной сфере и, наконец, 31 октября 1927 года слились в компанию «Армстронг-Виккерс лимитед». Интересно и то, что производство Томом Виккерсом литых железнодорожных колес, начавшееся в 1863 году, поддержало его эксперименты с оружием. Свое техническое образование он получил в Германии.) Однако никогда не возникал вопрос о том, кто был первым номером. Альфред был первым, Альфред был самым крупным, у Альфреда были самые удовлетворенные клиенты. Его превосходство на Лондонской выставке 1862 года было абсолютным. Предыдущие выставки научили его тому, что толпа до безумия любит оружие, и он сыграл на публику. Художник из «Иллюстрейтед Лондон ньюс» нарисовал «группу изделий, выставленных г-ном Круппом из Эссена, Пруссия», и этот рисунок пестрит орудиями убийства. Один журналист обнаружил пару железнодорожных колес, «которые пробежали почти 74 000 миль, после чего их не потребовалось вновь обрабатывать на токарном станке», но он был золотоискателем, исключением. Глаза его коллег были прикованы к артиллерии Альфреда, и их восклицания были резкими. «Морнинг пост», «Дейли ньюс» и «Ньюс оф уорлд» были очарованы; «Спектейтор» восторженно сообщал о «леди, стоявших в немом восхищении». Даже «Таймс» приветствовала «почти военную дисциплину, которая преобладает» на «сталелитейном заводе Круппа в Эссене» и заключала: «Мы поздравляем Круппа с выдающимся положением, которое он занимает».
Это, как довольно нелюбезно замечала «Таймс», было задним двором Шеффилда. Люди Армстронга, которые только вступали в оружейный бизнес, стиснув зубы делали то, что могли. Они пробавлялись случайными заказами в Италии, Испании, Нидерландах, Бельгии, Люксембурге, в Южной Америке и на Ближнем Востоке. Сам Армстронг был полон надежд. Проигнорировав Шнайдера, он написал об Альфреде: «По крайней мере, он может быть единственным кроме нас человеком, который имеет дела с любой европейской державой». Каждый шаг Круппа назад он считал шагом вперед для себя; когда до Англии дошло сообщение о том, что у Круппа разорвалась пушка, он радостно проинформировал менеджера своего завода, что она взорвалась «как знамение мести, разлетевшись на тысячу кусков. Все осколки были прочными, то есть катастрофа произошла исключительно из-за негодности материала изнутри. Я позаботился о том, чтобы эта прекрасная новость была передана лорду Грею (заместителю военного министра)». Но самое лучшее, что он мог сделать, было мелочью. Армстронг надеялся, что его ассортимент начнет стремительно увеличиваться, когда русские выдвинули предложение о том, что они оставят свою фабрику боеприпасов в Александрополе (Ленинакан), если он откроет там свой завод. Он не знал, что то же самое неоднократно предлагалось Альфреду, но тот отказался, потому что для него было «дешевле осуществлять поставки в Россию из Эссена».
Определенно Крупп много поставлял в Россию. Александр II стал его главным заказчиком. Даже Вильгельм не мог с ним сравниться. 60-фунтовая пушка, которую Альфред отправил в Санкт-Петербург, была впечатляющим оружием, а осенью 1863 года генералы Александра ошеломили Альфреда, разместив заказ на миллион талеров, в пять раз больше, чем Потсдам. Это позволило – и даже потребовало – построить второй оружейный цех, и мастера Круппа ездили даже в Польшу для набора новых крупповцев. Альфред был потрясен. Его прусский шовинизм заметно поубавился: он стал чем-то наподобие казака. Весной 1864 года он принимал российскую артиллерийскую делегацию в Гартенхаусе, который он решил сохранить в качестве дома для гостей; он вступил в длительную переписку с генерал-лейтенантом графом Францем Эдуардом Ивановичем Тодлебеном и даже попробовал разобрать русскую книгу об обороне Севастополя. В тот момент он отбросил в сторону все мысли о работе для Отечества или Англии. Его энергия была направлена на выполнение того заказа на миллион талеров. На металлургическом заводе, писал он Тодлебену, «сейчас занято около 7 тысяч человек, из которых большая часть работает на Россию».
Всплеск активности Круппа не мог не привлечь внимания. Альфред находился в гостинице «Унтер-ден-Линден», когда одна берлинская газета опубликовала подробности его московского контракта. Вернувшись в «Линден» после перебранки с Рооном, он прочитал статью и обнаружил, что он характеризуется в ней как «Kanonenkönig» – «пушечный король». Обрадовавшись, он послал вырезку Берте. Иностранные газеты ухватились за это название; несколько недель спустя он стал «le Roi des Canons» в Париже и «the Cannon King» в Лондоне. Это было одной из тех нечаянных фраз, которые вызывают общественный отклик, и прозвище пристало к нему – пристало настолько крепко, что впоследствии глава семейства Круппов в каждом поколении именовался «пушечным королем».
Глава 4
Более эффективно, чем марка «X»
Владения Альфреда стремительно расширялись. Когда наступила вторая половина 1860-х годов, чувство нарастающей скорости стало ощутимым; его колеса вращались мощно, быстро и плавно. Он разрушил старый металлургический завод и полностью его перестроил, добавив три машинных цеха, три прокатных стана, цех по производству колес, токарный цех для обработки осей, наковальню для оружия и котельную. С каждым месяцем воздух над головой становился все более густым и тяжелым. Менялся и весь Рур, по мере того как люди исследовали чудесные свойства кокса; последние старые домны на холмах были ликвидированы, последние водяные колеса на потоках остановлены. Промышленность стремительно перемещалась к угольным месторождениям, и вместе с этим появлялся новый германский пролетариат: за десятилетие численность населения Эссена увеличилась на 150 процентов.
