Однако такие сложные маневры бывали редко. В большинстве отсталых стран торговые агенты, хорошо освоившие старую испытанную тактику «выдавливания глаз» и «удара в промежность», продолжали добиваться поразительных успехов. Одной из самых больших побед в истории такой нечестной игры был бразильский контракт, выхваченный Круппом из-под носа у Шнайдера. Вначале немцы казались совершенными неудачниками. У их соперников было значительно лучшее орудие – французская 75-мм пушка, и люди Круппа знали это. Когда бразильцы назначили первые испытания орудий, эссенские скорострельные пушки даже не прибыли еще в Рио. Зато 75-мм пушки уже были размещены в стране на хорошо охраняемом складе. Утром в день показательных стрельб агент Шнайдера получил истерическую депешу от караульного: склад сгорел, стволы непригодны. Толпа окружила французский склад и забросала крышу зажженными факелами. Все образцы пушек были уничтожены. Благодаря отчаянным телеграммам в Ле-Крезо оттуда была отправлена вторая партия орудий, но, когда судно достигло бразильского порта, где пушки надо было перегружать на речные пароходы, выяснилось, что были подкуплены местные капитаны: они отказались принять груз на том основании, что 75-мм снаряды взрывоопасны. На следующий день одна из газет в Рио-де-Жанейро сообщила как сенсацию, что перуанские войска вторглись в бразильский штат Амазонка. Специальный корреспондент этой газеты, носивший совсем не латиноамериканское имя Гауптман фон Рестсоф, передал, что войска Перу вооружены пушками Шнайдера. Рио, заключил он, должен немедленно приобрести современное оружие. Начавшиеся вечером враждебные демонстрации у французского представительства исключали какие-либо конструктивные обсуждения, а на следующий день пришло сообщение из Рура, что целый артиллерийский парк Круппа отправлен морем в Бразилию. Его закупили не глядя. Когда пушки прибыли на берег, оркестр заиграл «Германия превыше всего», фон Рестсоф стал в положение «смирно», а представитель Шнайдера удалился вне себя от ярости.
Как и все прочие представители европейского истеблишмента, Густав был озабочен событиями на Балканах, но по причинам особого свойства. Других тревожила идущая там война. Крупп не возражал против этого. Он любил хорошую схватку. Но его беспокоил самый ход событий. Хотя каждая из сражавшихся армий имела разнообразное оружие, полученное из Шеффилда, Ле-Крезо и Эссена, но в отношении тяжелых орудий устанавливались определенные сферы влияния. Например, греческие и болгарские пушки были от Шнайдера. Артиллерия Оттоманской империи отливалась Круппом, а эти тупые турки умудрялись все время проигрывать сражения. Осенью 1912 года они практически подорвали блестящую репутацию Круппа, созданную еще под Седаном. Отступая перед греками, сербами и болгарами, войска султана были основательно потрепаны в Кирк-Килисе, Куманове, Люле-Бургасе и Манастире. Это ставило в затруднительное положение Густава, поэтому он почувствовал огромное облегчение, когда в начале 2-й Балканской войны Румыния выступила на стороне Турции. Румыны были и хорошими солдатами и клиентами Круппа, и, узнав, что они погнали болгар, в главном управлении фирмы устроили общее ликование. Каждый раз, как крупповский снаряд поражал цель, Эссен не упускал случая оповестить об этом весь мир, подобно тому как в Берлине чествовали любого немца, если он побивал мировой рекорд, завоевывал награду или вызывал восхищение в других странах.
Постепенно и другие европейцы начали ощущать силу древнего тевтонского духа и приходить к выводу, что легкие победы в войне 1870 года вскружили Берлину голову. Чем больше новое немецкое поколение думало о битвах тех дней, тем более утверждалось в мысли о том, что германская кровь превосходит кровь других народов, что немецкие солдаты непобедимы и что, если какой-либо противник окажется несговорчивым, они повторят победы своих отцов. Эта воинственность немцев, олицетворяемая их императором, начала оказывать глубокое влияние на соседние страны. Менее всего поддавалась воздействию Великобритания, все же в первом десятилетии XX века англичане пришли к убеждению, что в конце концов им придется сражаться против немцев. В 1908 году один британский аристократ заявил: «Опасность теперь состоит в том, что в Европе у нас появился самый грозный конкурент из всех, с кем мы когда-либо сталкивались, – как в количественном, так и в интеллектуальном и в образовательном отношении». В Лондоне ходили по улицам люди в остроконечных касках германской армии, рекламируя книгу о немецком вторжении, а пьеса на ту же тему шла уже полтора года.
Со стороны рейх выглядел монолитным, кайзер – самоуверенным, его офицеры – агрессивными, а единственной функцией Эссена было, по-видимому, служить арсеналом Германии. Поскольку особое положение Круппа у себя на родине было важно для фирмы, никто и не стремился исправить это впечатление. Тем не менее, оно было неверным. В 1911 году старый сталелитейный завод продал свою пятидесятитысячную пушку. Из этого количества более половины ушло клиентам за пределы Германии – пятидесяти двум правительствам в Европе, Южной Америке, Азии и Африке. Когда принадлежность к Германии была выгодна концерну, то он, конечно, ее демонстрировал; крупповские коммивояжеры регулярно сообщали полученные ими разведывательные данные в ближайшее германское посольство начиная с 1903 года. В ответ они, естественно, ожидали некоторой поддержки. Посол Максимилиан фон Брандт был отозван из Пекина за обнаружение дефектов в поставленной туда пушке Круппа, а агент Густава в Константинополе был поселен в особняке по соседству с посольством Вильгельма. Но в действительности фирма была международным институтом. Ее торговые представители, или, как Густав любил называть их, «полномочные послы фирмы «Крупп», были обычно гражданами тех государств, с которыми вели дела, и почти все они имели большие связи. «Полномочный посол» Круппа в Вене был другом Ротшильдов, нью-йоркский посол – родственником Джона Пирпойнта Моргана, копенгагенского ждала карьера датского военного министра, брюссельский посол был зятем военного министра Бельгии, пекинский – племянником исполняющего обязанности главы государства, а римский – председателем итальянской торговой палаты. Последний – Марио Креста – однажды попал в чрезвычайно неудобное положение во время войны из-за Триполи, ставшей следствием второго марокканского кризиса. Италия, преисполненная решимости захватить свою долю в Северной Африке, прежде чем Франция возьмет все, высадила войска, чтобы аннексировать Триполи. Турки нанесли ответный удар в заливе Энвер. Синьор Креста выступал с пламенной речью на патриотическом митинге, призывая новые римские легионы сражаться, как при Цезаре, когда пришла весть о том, что один из этих легионов только что уничтожен пятьюдесятью пушками Круппа.
Но это была забота и риск полномочного представителя – такой же, кстати, который сопровождал и главу фирмы. Подобно тому как его рабочие голосовали за социалистов, но оставались горячо преданы Круппу, так и Густав умудрялся соединять преданность своей стране с заботой о доходах своей жены. В одном из писем к фон Валентини он писал: «Ни фирма Крупп, ни ее владелец не должны быть втянуты в политические баталии». Разве не нонсенс? Если вы ведете торговлю с пятьюдесятью двумя иностранными правительствами и продаете 24 тысячи полевых орудий своей собственной стране, очевидно, что вы увязли в политике так глубоко, как это вообще возможно для непрофессионала. Все-таки Густав, вслед за Альфредом, хотел и того и другого и, убеждая себя в том, что конфликта между его торговой деятельностью и патриотизмом не существует, продолжал заключать многочисленные сделки, явно во вред безопасности Германии. Хотя выдача секрета снарядных взрывателей фирме «Виккерс» была не на его совести. Последний раз это соглашение продлевалось в 1904 году, за два года до того, как он вошел в правление. Не лежала на нем ответственность и за передачу армии США патента на раздвижной хоботовый лафет для полевых орудий, использование которого значительно увеличило маневренность американской армии, способствуя тем самым поражению кайзеровских войск. Подобно германскому послу в Вашингтоне, Круппу и в голову не могло прийти, что Вашингтон и Берлин окажутся в состоянии войны, причем так скоро – еще до того, как маленькому Альфриду исполнится десять лет. Густав имел все основания относиться подозрительно к Санкт-Петербургу. С 1907 года Россия, Франция и Англия объединились в Тройственном союзе – Антанте. Противниками Антанты были три государства Тройственного альянса: Австрия, Италия и Германия. Тем не менее Крупп не жалел денег на взятки, делая все возможное, чтобы вытеснить конкурентов и стать главным фактором укрепления морального духа царской военной верхушки, удрученной победами японцев. Каждый ствол, который Густав отгружал в Россию, усиливал опасное окружение вокруг рейха, и однако же он посылал все, что русские готовы были купить. Его продукция стоила затраченных на нее рублей. Когда войска Гинденбурга в 1914 году захватили русские крепости «великого польского треугольника», то обнаружили, что эти укрепления вооружены самыми последними моделями гаубиц Круппа.
