– Но Занзибар является союзником Мантикоры уже почти десять стандартных лет, – указал Хонекер. – Альянс даже построил там новую верфь и держит – особенно с тех пор, как отбил у нас Сифорд-девять, – сильные пикеты.
– Правильно, – согласился Турвиль. – Но следует учесть, что в данный момент они находятся примерно в таком же положении, какое было у нас, когда Терстон приступил к выполнению операции «Кинжал». Хотя и по несколько иным причинам. Они вынуждены увести значительную часть своей боевой стены в ремонтные доки – а между тем их собственные успехи привели к опасной растянутости границы. Они – так же как и мы – не могут быть сильными везде, потому что для этого им просто не хватает кораблей. Надежностью обороны каких-то объектов приходится жертвовать, и в первую очередь это относится к таким системам, как Занзибар. Звезда находится в глубоком тылу, там с незапамятных времен не проводилось активных операций, и никто не станет сосредоточивать там крупные силы. Конечно, Занзибар не беззащитен: его огневой мощи хватит, чтобы отбить атаку одной или двух эскадр линейных крейсеров... потому-то у нас и будут три эскадры линкоров.
Сделав паузу, Турвиль взглянул Хонекеру в глаза.
– Откровенно говоря, – продолжил он, – нам следовало сделать это давным-давно. Мы потеряли уйму линкоров, пытаясь остановить манти на подступах к звезде Тревора. Тем не менее у нас осталось их две сотни. В последнее время стало расти и число супердредноутов. Наша задача состоит в том, чтобы использовать оставшиеся линкоры с максимальной эффективностью. Поскольку для боевого построения они не подходят, у нас появилась возможность не подставлять их попусту под огонь, а, заменив специально предназначенными для боя стена на стену супердредноутами, применять линкоры в рейдах по глубоким тылам неприятеля. Они лучше других приспособлены для такого рода задач, ибо скорость и маневренность позволяют им уходить от преследующих дредноутов и супердредноутов, а огневая мощь – подавлять линейные крейсера. Таким образом, мы можем заставить манти серьезно задуматься о безопасности своих тылов, а каждый тяжелый корабль, который им придется выделить на охрану звезды, находящейся в двух, а то и трех десятках световых лет позади линии фронта, с военной точки зрения можно считать выведенным из строя. Вот ради чего затеяна операция «Икар». Мы хотим – впервые с начала войны – перехватить инициативу, но даже если в этом преуспеть не удастся, мы, на худой конец, лишим инициативы мантикорцев. Что, гражданин комиссар, станет наивысшим нашим достижением за всю войну.
– Так ты и вправду веришь в успех этого плана? – чуть ли не с удивлением спросил Хонекер.
Турвиль позволил себе резкий, лающий смешок.
– Еще как верю, комиссар, будь я проклят! Наверное, мы потеряем часть кораблей: манти не те ребята, чтобы, даже будучи застигнутыми врасплох, сдаться без боя, но имеющимися там силами им с нами не справиться. Их потери будут больше наших, причем нанесенный им ущерб не ограничится уничтожением кораблей. Мы нанесем страшный удар по их инфраструктуре... а возможно, и боевому духу. Если дело пройдет хоть наполовину так хорошо, как задумано гражданкой Секретарем, операция окажет колоссальное воздействие на весь дальнейший ход войны.
«И, – добавил он про себя, – МакКвин избежит еще двух ошибок, допущенных Терстоном. Она не сунется к звезде Ельцина... и не будет сражаться против Хонор Харрингтон»
– Надеюсь, ты прав, гражданин адмирал, – тихо проговорил Хонекер.
Он несколько успокоился, но все еще выглядел озабоченным. Турвиль решил не трогать пока перспективную тему, сочтет или нет начальство гражданина народного комиссара их обоих членами «группировки МакКвин», если дело дойдет до чисток. Хватит с бедняги и одной причины для головной боли.
– Я тоже надеюсь, – откликнулся вице-адмирал с широкой улыбкой, – а напрасны мои надежды или нет, мы выясним примерно через три стандартные недели.
Глава 31
– Ну вот, мы и собрались... наконец.
Граф Белой Гавани чувствовал, что в его словах звучит раздражение, но справиться с собой не мог. Два месяца, отведенные Капарелли на ожидание супердредноутов с Мантикоры, растянулись до пяти, в результате чего сбор Восьмого флота завершился на пятнадцать месяцев позже первоначально намеченного срока. Точнее, завершится, если последние два супердредноута Королевского флота прибудут, как ожидается, послезавтра. И не завершился бы даже в этот срок, не согласись Грейсон заменить три так и не дошедших до Ельцина мантикорских корабля своими. «Ну что ж, – подумал граф, обводя взглядом собравшихся в штабной рубке офицеров своего штаба, – нет худа без добра. Зато я получил „Хонор Харрингтон“ и еще один супердредноут этого типа».
Он перевел взгляд на схему флота, подсознательно выделяя изображения кораблей ГКФ. Грейсонские специалисты работали как демоны, чтобы «Харрингтон» сошла со стапелей вовремя. Неполадки с бета-узлами заставили их снять соответствующие запчасти с другого строившегося супердредноута, но они успели к сроку... и леди Алисон, чья беременность была уже заметной, нажала кнопку и взорвала прикрепленную к носу корабля бутылку шампанского ровно в первую годовщину, минута в минуту, ужасного сообщения о казни своей дочери.
«Символика в имени корабля и дате спуска очевидна для всех, – мрачно размышлял Белая Гавань, – и уж во всяком случае для меня. И для Иуды Янакова, избравшего „Хонор Харрингтон“ своим флагманским кораблем. Признаюсь, я рад, что „Хонор“ снова служит под моим началом, и мне не терпится увидеть, как она проявит себя в бою».
При этой мысли уголки его губ дернулись, однако он тут же согнал с лица намек на улыбку. Вряд ли кто-нибудь из его офицеров это заметил. Все они сидели, опустив глаза.
«Похоже, я позволил своему раздражению проявиться слишком заметно, – сделал вывод адмирал. – А сказать точнее, вел себя, точно сфинксианская гексапума, у которой разболелся клык. Да, наверное, так оно и было».
– Ну что ж, леди и джентльмены, – сказал, он вслух, постаравшись придать голосу непринужденность, – говорят, лучше поздно, чем никогда, – и мне кажется, это старое присловье справедливо и по отношению к нам. Дженни, как дела на Барнетте?
– Сэр, согласно последнему, недельной давности, донесению разведки, перемен нет.
Дженифер О'Брайен, разведчик из штаба адмирала Александера, рыжеволосая и голубоглазая, была уроженкой Мантикоры и реципиентом пролонга в третьем поколении. В свои тридцать один год старший лейтенант О'Брайен благодаря пролонгу выглядела семнадцатилетней девчушкой, но, несмотря на внешность, молодость и относительно невысокое звание, Белая Гавань затребовал ее в свой штаб специальным запросом. Еще перед первым сражением при Сибринге младший лейтенант О'Брайен резко разошлась во мнении с тогдашним начальником разведки адмирала Александера. Вышло так, что права оказалась она, но, поскольку во внимание были приняты соображения ее начальника, Томас Тейсман чувствительно потрепал посланное графом Белой Гавани на захват Сибринга оперативное соединение и вынудил его к постыдному отступлению. Винить старого разведчика граф не стал – он и сам сделал те же выводы, основываясь на тех же данных, – но оба они запомнили: юная О'Брайен заметила то, что проглядели два космических волка. И не только заметила, но дерзнула отстаивать свою позицию, возражая не только непосредственному начальнику, но и самому командующему.
