Теперь опасность миновала. Из туннеля начали появляться первые супердредноуты. Огромные корабли были гораздо медлительнее эсминцев, однако в скорости переконфигурации парусов в клинья почти не уступали им, а более продолжительные интервалы следования давали им драгоценные дополнительные секунды для маневра. На практике провести сквозь туннель их было проще и безопаснее, чем эсминцы, и Рено позволил себе, со вздохом откинувшись в кресле, утереть со лба пот.
– Боже мой, получилось! – прошептал кто-то.
Мишель оглянулся через плечо. Кроме погруженных в работу дежурных, на командном пункте собрались служащие свободной смены – они, те, кому выпала роль беспомощных сторонних наблюдателей, пожалуй, переживали сильнее всех. Им оставалось лишь надеяться и молиться, и, похоже, их мольбы не пропали втуне. Во всяком случае, так думал говоривший – третий по старшинству офицер четвертой вахты АКС, Невилл Андервуд.
– Может, да, а может, и нет! – заметил Рено. – Пока что мы благополучно провели три... нет, уже четыре супердредноута. Но если в туннеле поцелуется парочка таких малюток...
Он поежился, и Андервуд рассудительно кивнул.
– Да хоть и не поцелуются: остается возможность того, что хевы засекут их прибытие и, черт бы их побрал, развернутся и удерут.
– Исключить это нельзя, – согласился Андервуд, – но верится в такое с трудом. Наши форты напустили столько помех, что хевам потребуются чертовски хорошие сенсоры, чтобы зафиксировать прибытие новых кораблей. А когда корабли закончат маневр и уменьшат мощность клиньев до стандартного уровня, их сквозь эту тучу ложных сигналов вообще нельзя будет увидеть с расстояния большего, чем пара световых секунд. Кроме того, – он выдавил натянутую улыбку, – признаюсь, Майк, я бы не очень огорчился, узнав, что они удрали. Может, тогда мне удастся забыть все, что я представил, когда думал, что они сотворят с нами.
– Сочувствую, Нев, – хмыкнул Рено, снова поворачиваясь к своему пульту. – Я тебя хорошо понимаю. Но я хочу заполучить этих ублюдков. Я хочу, чтоб они сдохли!
Андервуд вытаращил глаза. Мишель Рено всегда был человеком добродушным, незлобивым и до мозга костей гражданским. Как подозревал Невилл, Мишель пошел служить не на флот, а в астроконтроль именно потому, что испытывал ужас перед самой мыслью о насильственном лишении человека жизни. Но когда Андервуд поглядел на подключенную к сверхсветовым сенсорам голосферу, он сразу все понял.
До столкновения отважного вице-адмирала Маркхэма с основными силами хевов оставалось двадцать минут. И что произойдет через эти двадцать минут, было очевидно.
* * *
– Их РЭБ становится все лучше, гражданин адмирал, – сообщил штурман оперативной группы, когда Дарлингтон подошел к его консоли и вгляделся в туманную сферу, закрывшую пространство вокруг терминала.
– А активные помехи? Их тоже генерируют интенсивнее? – хмуро осведомился командир.
– Я бы не сказал, гражданин адмирал, но... Лучше я покажу...
Офицер ввел команду, и экран, мигнув, прокрутил в сжатом временном формате события ближайших нескольких минут.
– Вот и вот, – офицер выделил на дисплее изображения, не поддающиеся идентификации. – Мне кажется, гражданин адмирал, возможности их имитаторов куда выше, чем мы предполагали. Таких неопознаваемых точек становится все больше и больше. Пока нам удается не потерять ориентацию на форты, но это становится все труднее и труднее. Слишком много фальшивых импеллерных следов.
– Ну что ж, – со вздохом сказал Дарлингтон, – в конце концов, этого следовало ожидать. Сделайте все возможное, гражданин коммандер.
– Есть, гражданин адмирал.
* * *
Белая Гавань застыл на флагманском мостике «Бенджамина Великого», глядя на плывущую в глубине голосферы армаду. Грейсонские супердредноуты он переправлял первыми – ибо, как ни обидно было признавать это офицеру КФМ, эти новейшие корабли по тактико-техническим характеристикам превосходили большинство мантикорских. Восемь грейсонских левиафанов уже покинули туннель, три стояли в очереди, а уже за ними предстояло перемещаться мантикорцам. Адмирал Александер поспел вовремя, терминалу уже ничто не грозит, но к гордости за успешно проведенную операцию примешивались горечь и досада.
Причина заключалась не в повреждениях, полученных «Глориозо», и даже не в человеческих жертвах. Список погибших на эсминце насчитывал тридцать пять человек, и оставались еще около дюжины пропавших без вести. Граф считал себя ответственным за каждого своего человека, однако за восемь лет кровавой войны твердо усвоил, что потери, увы, неизбежны и он может заботиться лишь о том, чтобы свести их к минимуму... и о том, чтобы смерть тех, кого ему не удастся спасти, не оказалась напрасной.
Не огорчало его и отсутствие каких-либо признаков, указывающих, что контр-адмирал Ханаби собирается вернуться к станции. Граф не мог не признать, что с ее стороны это было правильное решение. Вернуться и прикрыть терминал она бы все равно не успела, и ей оставалось лишь предпринять попытку задержать хевов на пути к Медузе. Правда, спасти вице-адмирала Маркхэма уже не могла ни она, ни даже совершившая блистательный бросок от звезды Тревора могучая армада Восьмого флота.
Глубоко вздохнув, адмирал заставил себя отвернуться от главной голосферы и взглянуть на небольшой дополнительный дисплей, подключенный ко внутренней сверхсветовой сети. Сделал он это почти против воли: видеть происходящее в режиме реального времени – и, находясь так близко, оказаться бессильным повлиять на ход событий, было больно и страшно. Однако не смотреть он не мог, как не мог и предотвратить неизбежное.
Экран испещрила алмазная роспись светящихся точек: обе стороны произвели пуск с подвесок. Маркхэм выстрелил первым, и ракеты его были лучше, чем у хевов, но подавляющее количественное превосходство противника сводило эти качественные преимущества на нет. Картина, разворачивавшаяся перед глазами Александера, несла в себе некую мистическую предопределенность, ощущение того, будто он стал свидетелем не осмысленных действий наделенных разумом людей, а ужасной в своей бессмысленности катастрофы, вызванной слепым буйством разрушительных природных стихий.
Дальним уголком сознания адмирал отметил, как много вражеских ракет корабли Маркхэма смогли перехватить или отвлечь на ложные цели. Много, но недостаточно. Белая Гавань до крови закусил губу, когда первый королевский супердредноут исчез с экрана. За ним последовал второй... третий... четвертый... пятый. Три корабля во главе с «Королем Вильямом» продолжали сближение, но под их сигнатурами высвечивались символы серьезных повреждений. Они стремились сблизиться с врагом на дистанцию энергетического удара: отступать и сдаваться никто не собирался.
В перестрелке с кораблями Маркхэма погибли два супердредноута хевов, а остальные получили повреждения, хотя и менее тяжелые, чем мантикорцы. Но сейчас раненые левиафаны сошлись с врагом на короткой дистанции и вступили в ближний бой, яростный, беспощадный и безнадежный.
