В одном из писем Петр, делясь впечатлениями от обстановки в Пажеском корпусе, сетует: «Странно, как мало развита у нас охота к чтению. Никто почти ничего у нас не читает, а если и читает, то не более как французские романы». А братья Кропоткины читали много и, главное, обсуждали прочитанное. Как только Александр познакомился с теорией образования Земли Лапласа, он излагает ее суть в письме брату и говорит о материалистическом понимании строения Вселенной: «Наша солнечная система есть лишь одна из бесчисленных групп мировых тел и катится к одной из звезд, находящихся в созвездии Геркулеса, заменяющих ей наше солнце». Он советует прочитать публичные лекции московского профессора К. Ф. Рулье о происхождении Вселенной и живых существ, а также «Письма об изучении природы» Герцена. Петр отвечает: «Спасибо тебе, что ты мне сообщил гипотезу Лапласа; то, что я прежде кое-как чуял, понял теперь гораздо яснее… Твое письмо ясно указало мне, что нужно мне заняться естественными науками, я решительно не имел о них никакого понятия…» И он советуется с ним: «Чтоб начать заниматься естественными науками, с чего начать? Зоология, ботаника, кажется, необходимы, а я незнаком с ними. Впрочем, теперь некогда заниматься. Я много времени трачу на историю, хочу позаняться и музыкою, которую я люблю и могу играть, а какое это удовольствие!»
[24]
Весной 1859 года он сообщает брату, что собирается все лето провести в Публичной библиотеке, куда не разрешают ходить пажам, но, замечает он, «они не знают, кто я». А в плане у него прочитать по-итальянски книгу Бьянчини о социальном поведении, статьи Белинского в «Русском вестнике», книги по истории Средневековья. Восприняв идею Грановского
[25] о необходимости антропологического принципа в истории, он собирается написать монографию о короле Филиппе IV Красивом, сыгравшем определенную роль в ослаблении папской власти и в то же время безжалостно расправившемся с орденом тамплиеров, которые отстаивали свою духовную свободу и независимость.
Петр не склонен к самоуверенности — он самокритичен и полон сомнений. Вот строки из его писем начала 1860 года: «Не знаю, до чего я так дойду со временем. Меня интересует и желание получить практическое воспитание, и естественные науки, и история по временам затрагивает меня. На чем же я остановлюсь? Неужели ни на чем? Более и более убеждаюсь я в неспособности понимать философские книги; да и лень одолевает… Обломовщина? (Только что им прочитан роман И. А. Гончарова в „Отечественных записках“. — В. М.) Избави Бог. Зато вдвое более прежнего полюбил я поэзию… Я чувствую, как вредит мне корпус, он убьет во мне последнее, что было хорошего! Часто я задаю себе вопрос, что из меня выйдет? Не так давно я мечтал сделаться историком… теперь вполне убедился, благодаря тебе, в своей полной неспособности к этому. С естественными науками я очень мало знаком, мне кажется, что я мог бы ими заниматься. Наконец, математика довольно интересует меня теперь… Но, конечно, я считаю себя способным предаться науке, и меня тянет возможность в будущем уметь прилагать свои знания к делу, посвятить себя сельскому хозяйству, промышленности; сельское хозяйство теперь нужно улучшить… — вот обширное поприще… Всякий должен быть полезным членом общества… От него требуется, по-моему, не более как честное исполнение своих обязанностей… Мне хотелось бы быть сколько-нибудь полезным…»
Александр не развеивает сомнений, а еще более их усугубляет. Однажды он написал: «Скажу прямо: я не верю в тебя; корпус почти погубил тебя. С горьким, горьким чувством думаю я теперь о тебе, чем ты стал, мой милый, милый Петя? Что есть в тебе, кроме внешнего лоска? Я всегда был предубежден против первых учеников; очень редко выходят из них порядочные люди науки… Повторяю, сердце сжимается иногда о тебе. Гордая самоуверенность проглядывает у тебя… Ты человек не науки! Наука не для тебя; научное поприще так тернисто, что только страстная любовь и верность к науке может поддержать на нем человека…»
Это был почти приговор. Но Петр никогда не обижался на брата, продолжая откровенно рассказывать ему о своих разнообразных увлечениях: «…Занятия математикой идут обычной чередой. Химией занимаюсь также постоянно, время от времени, когда появляются финансы, занимаюсь опытами в нашей маленькой лаборатории. Свободное время посвящаю музыке. Сегодня я вырвался из корпуса на концерт и… наслаждался, слушая, например, глубоко прочувственное трио Глинки из „Жизни за царя“, сколько в нем родного, близкого сердцу, выплаканного, как и во всех русских мотивах…»
Когда Петр поделился с братом своей мечтой — уехать на Амур, в неведомый край, только что присоединенный к России стараниями графа H. Н. Муравьева-Амурского, Александр стал его отговаривать: «Не езди на Амур, не связывай себя, не езди даже на два года. Что ты захочешь вернуться, я в этом убежден…» Он не сразу понял, что Петр, приняв решение ехать в Сибирь, нашел свой путь в жизни, единственно правильный в его обстоятельствах. И главное, что его влекло — та самая свобода, что звучала рефреном в стихотворении Огарева, к которой своим громовым голосом призывал легендарный Бакунин.
Уговаривая Петра не ехать в Сибирь, Александр раскрывает перед ним глубокое недовольство собой: «Я чувствую, что во мне есть сила… но по необразованности я направлял ее только на общие вопросы, я не могу заняться решением частного вопроса, потому что слишком мало знаю… Я поразительно мало знаю… И я желаю учиться…»
Общее свойство братьев — отсутствие самодовольства, самокритичность, готовность всегда учиться — проявлялось в каждом из них по-разному. Общим у них было также удивительное для их возраста чувство гражданской ответственности. Они остро воспринимали происходившие в стране события и, как все мыслящие люди России, желали серьезных перемен в общественной жизни страны.
Осенью 1861 года в Москве прошли студенческие волнения. Студенты закрытого из-за боязни беспорядков университета устроили сходку на могиле либерального профессора Грановского, где обсуждали петиции к попечителю учебных заведений, генерал-губернатору и царю с просьбой возобновить занятия. У гостиницы «Дрезден» произошло столкновение студентов с полицией, и среди получивших побои и арестованных оказался воспитанник кадетского корпуса Александр Кропоткин. Ему грозило увольнение, и, узнав об этом, Петр тут же приехал из Петербурга. Пока Александр находился под арестом, произошла его встреча со Львом Толстым в одной из московских гостиных. Об этом написала в своих «Воспоминаниях» М. С. Воейкова, жена московского предводителя дворянства. Согласно этому источнику, молодой князь Кропоткин резко высказывался по поводу действий властей, в частности назвал «обманом» объявленное в царском манифесте «освобождение крестьян».
