И все же говорить о несостоятельности кропоткинских идей было бы преждевременно. Их можно называть младенчески наивными, утопическими, как это уже сделал посетивший Кропоткина в 1918 году Иван Алексеевич Бунин. В книге «Окаянные дни» он так описал свое впечатление от встречи с ним в Москве: «Совершенно очаровательный старичок высшего света — и вполне младенец, даже жутко…» И доля истины в этом есть. «Будьте как дети», — сказано в Новом Завете. «В глубине своей души Петр Алексеевич, — свидетельствовал В. Г. Чертков, — был… идеалистом чистой воды». Действительно, слово «идеал» встречается на страницах его работ достаточно часто, начиная с первой народнической программы «Должны ли мы заниматься рассмотрением идеала будущего строя?». Свои лекции, прочитанные в 1901 году в США, изданные потом отдельной книгой, он озаглавил «Идеалы и действительность в русской литературе». Естественно, в его последней книге «Этика» слово «идеал» упомянуто неоднократно.
Необходимость «рассмотрения идеала» — важнейшая идея Кропоткина. Идеал — это цель, к которой надо стремиться, без которой невозможно движение вперед, невозможен прогресс в развитии ни общества, ни каждого человека в отдельности. Необходимое условие — самодисциплина, ответственность каждого за свои действия. Собственно, анархия, понимаемая как свобода, ненасилие, солидарность и взаимопомощь, и есть тот идеал, к которому стремится человечество. Никакого другого идеала быть просто не может. Карьера, личный успех, обогащение, овладение собственностью, привилегиями, властью над другими людьми и их судьбами — все это в конце концов (именно в конце концов!), если хорошо подумать, не может быть идеальными целями для человека.
Поиск социальной гармонии
…Видел вещи такими, какими он желал бы, чтобы они были, и какими, как мы все надеемся, они когда-нибудь будут.
Эррико Малатеста
Идеи Кропоткина продолжают жить. Понемногу они реализуются, притом в разных странах мира. Во многих регионах земного шара наблюдается постепенный переход от унитарного государства к федеративному, выражающийся в постепенном ослаблении властных полномочий центра, вмешательства государства в экономику и в личную жизнь людей. Укрепляются взаимосвязи между людьми, возникают элементы самоуправления, взаимного соглашения и сотрудничества, а вертикальную структуру управления государством заменяет переплетение многоуровневых горизонтальных связей в обществе. Далеко не всегда и не везде это происходит, но тенденция обнаруживается.
Несомненно расширяется сфера использования взаимопомощи, особенно заметной при грандиозных стихийных катастрофах — землетрясениях, наводнениях, ураганах. Ни в XIX, ни в XX веках такого не было. Помощь пострадавшим странам принимает поистине глобальный характер.
Кропоткин решительно выступал против смертной казни, которую он называл «узаконенной местью», против системы наказаний через тюрьмы, представляющие собой не что иное, как «университеты преступности». И вот в современном мире (опять-таки не всегда и не везде) идет процесс гуманизации наказаний; отмена смертной казни стала, например, одним из важнейших условий вступления в Европейский союз. С появлением Интернета, о котором не мог знать человек, рожденный в XIX веке, каждая личность получила возможность самовыражения, свободного от запретов, устанавливаемых властью, возникла основа для объединения людей, одинаково думающих и чувствующих. Над их самоорганизацией в Интернете не властны государственные структуры… Это вполне в духе Кропоткина.
Кажется возможным сопоставить П. А. Кропоткина с очень известным человеком следующего за ним поколения, родившимся как раз в год его смерти, в 1921-м. Это академик Андрей Дмитриевич Сахаров. Есть некоторое сходство и в их биографиях, и в их нравственном облике, но главное — в их взглядах на развитие общества. Как и Кропоткин, Сахаров отказался от научной карьеры, в которой достиг уже высоких ступеней, и от личного благополучия, посвятив себя борьбе с тоталитарным государством за правду и справедливость. Он не мог заниматься одной наукой, когда не решены важнейшие проблемы в обществе, и, несмотря на репрессии и унижения, вступился за права человека и новые формы отношений между людьми, исключающие конфронтацию и насилие. Так же как и он, Кропоткин отказался от сословных привилегий и руководящей роли в науке, пройдя через две тюрьмы и тяготы подполья и эмиграции, но сохранил верность своим идеалам свободы и справедливости. Но главное — удивительно похоже их понимание того, каким должно быть общество будущего.
В речи по случаю получения Нобелевской премии мира, прочитанной в Стокгольме его женой Еленой Боннэр, академик Сахаров высказался за «гибкое, плюралистическое и терпимое общество, воплощающее в себе дух поиска, обсуждения и свободного, недогматического использования достижений всех социальных систем, лучшее, более доброе общество, лучший мировой порядок». По существу, Кропоткин всю свою жизнь утверждал такие же принципы общественной жизни. Разница лишь в том, что жили два этих великих человека, очень конечно же не схожие и по происхождению, и по жизненному пути, в разное время. Во времена Кропоткина разрыв между идеалом и действительностью был настолько велик, что преодолеть его казалось невозможным без решительного революционного переворота всех общественных структур. Результат же революции ему представлялся таким: «Общество, которое… ищет гармонии в постоянно изменчивом равновесии между множеством разнообразных сил и влияний, из которых каждое следует своему пути и которые все вместе, именно благодаря этой возможности, свободно проявляются и взаимно уравновешиваются и служат лучшим залогом прогресса, давая людям возможность проявлять всю свою энергию в этом направлении. Это общество — самоорганизующееся, саморегулирующееся, самоуправляющееся. Это общество народоправства» — так писал Кропоткин в работе «Анархия и ее место в социалистической эволюции», вышедшей в свет в 1918 году.
И Кропоткин, и Сахаров считали добровольное соглашение основной формой человеческих отношений и внутри страны, и на международном уровне. Кстати, Сахаров говорил и о взаимопомощи, хотя и не ссылался на своего предшественника. Каким бы сильным ни было централизованное государство, оно не может вырвать с корнем, по словам Кропоткина, «чувства солидарности, глубоко коренившегося в человеческом сознании и сердце, так как чувство это было воспитано всею нашею предыдущей эволюциею…». Уже в первые годы XX века Кропоткин предвидел, что потребность во взаимной помощи и поддержке постепенно становится «главным двигателем на пути дальнейшего прогресса». И несмотря на постоянные срывы, торможение, возвраты назад, процесс продолжается в том направлении, на которое указывал с глубокой верой в человека Петр Алексеевич Кропоткин. Его вера основывалась на знании и понимании природных закономерностей.
Он считал, что нет центральной власти во Вселенной, которая управляла бы всеми ее атомами и молекулами, соединяющимися в галактики и звезды. Так же нет и центра, из которого происходит управление процессом познания. И для материального, и для духовного мира в равной степени характерна самоорганизация. Эту идею Кропоткин выводил из представлений Александра Гумбольдта о многообразии как основе единства и гармонии в Природе. Столь великое разнообразие может существовать лишь на основе такого же множества связей и взаимозависимостей.
