Используя свой журнал как рупор, как оружие, и в 2000-х годах Маркес проявляет высочайшую работоспособность и активность в вопросах культуры, политики и этики. Как только в 2001 году Испания ввела визовый режим для граждан Колумбии, он в открытом письме испанскому правительству выразил свой протест и пообещал, что его нога не ступит на испанскую землю. Вскоре Маркес стал виновником ещё одного инцидента. На втором Конгрессе испанского языка в Мехико он внёс проект реформы орфографии. В его проекте предлагалось допустить написание испанских слов так, как они звучат. Убелённые сединами знатоки языка Сервантеса и Лорки были шокированы высказываниями живого классика испаноязычной литературы до такой степени, что решили не приглашать его на следующий конгресс в аргентинском городе Росарио-де-ла-Фе. Но всё-таки пригласили и упросили присутствовать.
Утром 11 сентября 2001 года в США произошёл невиданный в истории человечества теракт. Помимо девятнадцати террористов, в результате атак погибли 2974 человека, ещё 24 пропали без вести. Маркес откликнулся на эту трагедию «Письмом североамериканцу»:
«Каково тебе, янки, когда это происходит в твоей стране? Что ты чувствуешь, когда ужас воцаряется в твоём доме, а не в доме твоего соседа? Когда страх теснит твою грудь, когда оглушительный грохот, безумные крики, рушащиеся здания, этот ужасный запах, проникающий во все поры лёгких, глаза бредущих невинных людей, покрытых кровью и пылью, сеют всеобщую панику? Каково тебе прожить хотя бы один день в своём собственном доме, не зная о том, что может произойти завтра? И как избавиться от состояния шока? В состоянии шока находились 6 августа 1945 года те, кто выжил в Хиросиме. <…> Было и другое 11 сентября — 28 лет назад, когда погиб президент по имени Сальвадор Альенде, сопротивлявшийся государственному перевороту, который спланировали твои правители. <…> Когда башни-близнецы рушились в облаках пыли, когда ты видел по телевизору эти изображения или слышал ужасные крики, раздававшиеся в Манхэттене, не подумал ли ты хоть на секунду, что испытывали вьетнамские крестьяне в течение долгих лет? В Манхэттене люди падали с небоскрёбов как марионетки в трагическом спектакле. Во Вьетнаме люди кричали и корчились от боли, так как напалм сжигал их тела в течение длительного времени. Но их смерть была такой же ужасной, как и тех, кто в полном отчаянии прыгал 11 сентября с башен в небытие. Твоя авиация не оставила нетронутой ни одну фабрику, ни один мост в Югославии. В Ираке было уничтожено вами 500 тысяч человек. Полмиллиона душ унесла операция „Буря в пустыне“! Но сколько ещё людей умерло от ожогов, от ран, от пуль и осколков, истекая кровью в таких экзотических и далёких от вас местах, как Вьетнам, Ирак, Иран, Афганистан, Ливия, Ангола, Сомали, Конго, Никарагуа, Доминиканская Республика, Камбоджа, Югославия, Судан — их список воистину бесконечен!
Во всех этих странах использовались снаряды и бомбы, изготовленные на фабриках в твоей стране, „made in USA“. Это несущее смерть оружие нацеливалось на жертвы твоими парнями, которым платил Государственный департамент, — и всё это только для того, чтобы ты мог наслаждаться „американским образом жизни“.
Почти сто лет твоя страна воюет со всем миром… Каково почувствовать этот ужас, ворвавшийся в твою жизнь хотя бы однажды? Какие мысли приходят в голову, если вспомнить, что жертвами в Нью-Йорке были простые секретарши, операторы биржи, уборщицы, которые исправно платили налоги и за свою жизнь не убили даже мухи? Каково почувствовать этот страх? И что ты, янки, чувствуешь теперь, когда эта бесконечная война пришла, в конце концов, в твой дом?
Г. Гарсиа Маркес».
Через несколько дней после террористического акта информационные агентства всего мира, но особенно США злорадно (других поводов позлорадствовать не нашлось, когда ещё извлекались из-под завалов трупы) сообщили, что предложенную на аукционе по стартовой цене в полмиллиона долларов вёрстку романа «Сто лет одиночества» Гарсиа Маркеса с правкой автора «никто не пожелал приобрести».
Вёрстка романа с 1026-ю собственноручными поправками Маркеса была подарена писателем близким друзьям — испанскому кинорежиссёру Луису Алькорису и его супруге. Поскольку рукопись «Ста лет одиночества» не сохранилась, эта вёрстка была объявлена ЮНЕСКО памятником литературы. Вместе с остальными предметами, подаренными писателем чете Алькорисов, вёрстку передали на аукцион «Субастас Веласкес» в Барселоне их наследники, решившие на этом заработать. Но вёрстка великого романа так и осталась непроданной. Мутис поинтересовался, что думает друг «по поводу клоунады с аукционом», Маркес ответил, что его это из колеи не выбьет.
В 2002 году в Картахене в возрасте девяноста семи лет умерла его мать.
«Мою маму, — говорил Маркес в интервью, — Луису Сантьягу Маркес Игуаран называли „цветком Аракатаки“. Она была очень красивой и благовоспитанной. <…> Мама — лучший из моих читателей. Она безошибочно находила ключ ко всем моим книгам и всегда точно угадывала, кто являлся прототипом того или иного персонажа».
Донья Луиса Маркес была истинной хранительницей очага. У неё было 11 детей, 67 внуков, 73 правнука и 5 праправнуков. Однажды мексиканский журналист Гильермо Очоа написал её литературный портрет: «Луиса Маркес де Гарсиа — женщина, которая никогда не расчёсывает на ночь волосы, „иначе моряки могут не вернуться из моря“, — объяснила она. „Что вас в жизни больше всего радует?“ И она не колеблясь ответила: „То, что одна из моих дочерей — монахиня“».
Её хоронили как национальную героиню. Знаменитый сын на похороны не поехал. После смерти матушки он долго хранил траурное молчание. В мировой литературе никто больше не создал столько образов, масштабных, ярких, непохожих друг на друга, живых, со своими сложнейшими и неповторимыми характерами, переживаниями, судьбами, прототипом которых явилась мать. Прежде всего — Урсула из «Ста лет…».
Осенью 2001 года газета «Эль Культураль» опубликовала репортаж о том, как и каким вошёл в XXI век Гарсиа Маркес.
«Когда брату Хайме Гарсиа Маркесу задают вопрос о том, что произошло с его старшим братом с тех пор, как весь мир узнал, что лауреат Нобелевской премии страдает от ракового заболевания лимфатической системы, тот отвечает прямо, как настоящий инженер, коим и является, не увиливая, без экивоков и пространных объяснений: „Он железный. Пишет, пишет и ещё раз пишет. Всё, точка“. И это так. Совсем немногое, почти ничего не было известно о нём с той летней ночи 1999 года, когда он попал в больницу „Санта-Фе“ в Боготе, стойко перенёс диагноз „общее истощение организма“, отправился в Лос-Анджелес, где опять попал в больницу и выписался из неё. Говорили, что он провёл в США несколько месяцев и проходил там курс лечения от какого-то заболевания, название которого считалось в Колумбии государственной тайной, но теперь всё находится под контролем. Что он вернулся в Колумбию в декабре 1999 года, чтобы вместе со своей семьёй — Мерседес и детьми — и мексиканским писателем Карлосом Фуэнтесом встретить в Картахене новое тысячелетие. Что он вернулся к журналистике в начале 2001 года, когда появился в Мексике на обложке только что вышедшего журнала „Cambio“, беря интервью у команданте Маркоса, лидера движения сапатистов Чиапы… Вчера в Мексике в качестве журналиста, сегодня в Колумбии как нобелевский лауреат, обедая с Мадлен Олбрайт, госсекретарём США…
