9 сентября он покинул Мексику, в которой пробыл более двух месяцев. Мерседес вылетела в Барселону, где мальчики возвратились, без большой охоты, в школу. Гарсиа Маркес отправился по делам в Колумбию. Но мексиканским журналистам он сказал, что очень доволен тем, как его принимали в их стране, и теперь намерен как можно скорее упаковать свои вещи в Барселоне и вернуться в Мексику
[918]. Он также заявил, что в Латинской Америке очень мало великих вождей. В принципе на континенте их всего двое — Кастро и Альенде; остальные «просто президенты республик». Спустя два дня, 11-го числа рокового месяца — сентября, один из этих двух лидеров погибнет, и Латинская Америка никогда уже не будет прежней.
19
Чили и Куба: Гарсиа Маркес выбирает революцию
1973–1979
11 сентября 1973 г. Гарсиа Маркес, как и миллионы прогрессивных людей во всем мире, сидел в Колумбии перед телевизором и с ужасом смотрел, как бомбардировщики чилийских ВВС бомбят правительственный дворец в Сантьяго. Через несколько часов было подтверждено, что избранный народом президент Сальвадор Альенде погиб. Никто точно не знал, убили его или он совершил самоубийство. Власть в стране захватила военная хунта, развернувшая кровавый террор. В последующие недели были задержаны, как потом выяснится, более тридцати тысяч якобы левых активистов; многие из них погибли в застенках. Пабло Неруда умирал от рака в своем доме на Исла-Негра у Тихоокеанского побережья Чили. Смерть Альенде, крушение его политических идеалов, установление фашистского режима в Чили составляли содержание последних дней жизни Неруды, пока болезнь, мучившая его на протяжении нескольких лет, окончательно его не сломила
[919].
Правительство Народного единства Альенде обозреватели и политики всего мира рассматривали как эксперимент по созданию социалистического общества путем осуществления демократических мер. Альенде национализировал предприятия медеплавильной, сталелитейной и угольной промышленности, большинство частных банков и компании других ключевых секторов экономики, и все же, несмотря на постоянную пропаганду и подрывную деятельность правых, на промежуточных выборах в марте 1973 г. количество голосов, отданных за его правительство, увеличилось до 44 %, что только побудило правых удвоить свои усилия по расшатыванию режима. ЦРУ действовало против Альенде еще до его избрания на пост президента: США, погрязшие в болоте войны во Вьетнаме, озлобленные на Кубу, готовы были на все, лишь бы не допустить появления новых антикапиталистических режимов в Западном полушарии. Жестокое уничтожение режима Альенде на глазах всего мира произвело на левых такой же эффект, какой возымело поражение республиканцев в гражданской войне в Испании почти сорок лет назад.
В восемь часов вечера того же дня Гарсиа Маркес отправил телеграмму членам новой чилийской хунты: «Богота. 11 сентября 1973 г. Членам военной хунты генералам Аугусто Пиночету, Густаво Ли, Сесару Мендесу Даньяу и адмиралу Хосе Торибио Мерино. Вы несете ответственность за смерть президента Альенде, и чилийский народ никогда не смирится с тем, чтобы им правила банда преступников, находящаяся в услужении у североамериканского империализма. Габриэль Гарсиа Маркес»
[920]. В то время, когда он писал текст телеграммы, судьба Альенде, еще не была известна, но Гарсиа Маркес позже сказал, что он знал Альеде довольно хорошо и был уверен: он никогда не покинет президентский дворец живым; и военные, должно быть, тоже это знали. Хоть некоторые и говорили, что эта телеграмма — жест скорее в духе студента университета, чем великого писателя, но, как оказалось, это был первый политический шаг со стороны нового Гарсиа Маркеса, уже нацеленного найти для себя новую роль в историческом процессе. Под влиянием варварского завершения исторического эксперимента Альенде политические взгляды Маркеса стали более четкими и жесткими. Теперь он тяготел к радикализму и позже в одном из интервью скажет: «Переворот в Чили я воспринял как катастрофу».
Дело Падильи в истории холодной войны в Латинской Америке, как и следовало ожидать, явилось своего рода большим водораздельным хребтом, разбросавшим по разные стороны не только интеллектуалов, художников и писателей. Гарсиа Маркес, несмотря на критику друзей, обвинявших его в «оппортунизме» и «наивности», в своих политических убеждениях оставался наиболее последовательным по сравнению с большинством латиноамериканских писателей. Он не был поклонником советского социализма, но считал, что СССР противостоит гегемонии и империализму США, а для Латинской Америки это имеет огромное значение. По его мнению, он не является «попутчиком» СССР, а просто рационально оценивает действительность. Куба хоть и более проблематичная страна, более прогрессивна, чем Советский Союз, и посему ей должны оказывать поддержку все антиимпериалистически настроенные латиноамериканцы, которые в то же время обязаны всячески содействовать сдерживанию репрессивных, недемократических или диктаторских проявлений режима
[921]. Как ему виделось, он выбрал путь мира и справедливости для народов всего мира — то есть международный социализм, по более широкому определению
[922].
Гарсиа Маркес, безусловно, хотел, чтобы чилийский эксперимент был успешным, но никогда не верил, что это будет возможно. В ответ на вопрос нью-йоркского журналиста в 1971 г. он сказал:
Я мечтаю о том, чтобы вся Латинская Америка стала социалистической, но сегодня людей прельщает идея мирного и конституционального социализма. Это прекрасный предвыборный лозунг, но, на мой взгляд, абсолютно утопический. Развитие событий в Чили вот-вот примет насильственный драматический характер. Если Народный фронт продолжит взятый курс — предпринимая относительно твердые и быстрые шаги, но действуя мудро и тактично, — наступит момент, когда они упрутся в стену серьезной оппозиции. Соединенные Штаты пока не вмешиваются, но они не всегда будут стоять сложа руки. США не жаждут видеть Чили социалистической страной. Они этого не допустят, и давайте не будем заблуждаться на этот счет. Я не считаю, что насилие — хороший способ решения проблем, но, думаю, наступит такой момент, когда ту стену оппозиции можно будет преодолеть только насильственными средствами. К сожалению, на мой взгляд, это неизбежно. Я думаю, события в Чили хороши в качестве реформы, но не в качестве революции
[923].
