30 декабря 1982 г. в пять часов утра Гарсиа Маркес и Мерседес прилетели в Гавану, где они намеревались пробыть не один день. Их поселили в «протокольном доме»
[1093] № 6, который через несколько лет станет их кубинским домом. Кастро недавно был на похоронах Брежнева в Москве, где с Индирой Ганди обсудил вопрос о приглашении Гарсиа Маркеса на конференцию представителей Движения неприсоединения в Дели, намеченную на март 1983 г. (Ганди упомянула, что она прочитала «Сто лет одиночества» после того, как Гарсиа Маркес стал лауреатом Нобелевской премии). Фидель закупил в Москве для Маркеса большое количество его любимой черной икры. Колумбиец со своей стороны привез ему сообщения от Фелипе Гонсалеса и Улофа Пальме, а также треску от четы Федучи и коньяк от Кармен Балсельс.
На той же неделе в Гаване был проездом Грэм Грин со своим другом из Панамы Чучу Мартинесом, одним из близких соратников Торрихоса, и 16 января Гарсиа Маркес написал об английском прозаике статью под названием «Двадцать часов Грэма Грина в Гаване». Они с Грином не виделись с 1977 г. Гарсиа Маркес сообщил читателям, что Грин с Мартинесом прибыли на Кубу в обстановке строгой секретности, Грина на один день поселили в самом шикарном «протокольном доме» и выделили ему правительственный «мерседес-бенц». В девятнадцать лет Грин как-то раз сыграл в русскую рулетку, и они с Кастро обсудили этот знаменитый эксперимент. Статья заканчивалась словами: «Когда мы расстались, я проникся тревожной уверенностью в том, что рано или поздно кто-нибудь из нас, а может, и все мы непременно расскажем о той встрече в своих мемуарах»
[1094]. С Гарсиа Маркесом становилось опасно вести беседу — не пройдет и сорока восьми часов, как ваше имя появится в международной прессе, — и некоторые задавались вопросом, прилично ли нобелевскому лауреату интервьюировать других знаменитостей и выступать в роли журналиста.
Статья о Грэме Грине возмутила кубинского эмигранта Гильермо Кабреру Инфанте, и он отозвался на нее безжалостно критичной статьей «Знаменитости в Гаване»:
Я знаю, что среди южноамериканцев (и испанцев) есть читатели (и писатели), которые, читая еженедельную колонку Гарсиа Маркеса, громко смеются, воспринимая его заявления с высокомерным презрением, как если бы слушали болтовню невежи или разглагольствования какого-нибудь métèque
[1095]… Что это — верх глупости или просто черновой набросок, над которым еще работать и работать? Посвященный читатель каждую еженедельную статью Гарсиа Маркеса в El País воспринимает как обещанный frisson nouveau
[1096]. Но не я. К этому писателю я отношусь очень серьезно. И эта моя статья — тому доказательство. Возможно, некоторые оспорят мое мнение, придумывая исключительные оправдания: послушай, не стоит, не бери в голову, никто не обращает внимания. А мне не безразлично. Я считаю — и здесь я согласен с Гольдони, — что с помощью слуги любой может побить хозяина
[1097].
Латиноамериканские правые, и кубинские эмигранты в особенности, обозленные тем, что Гарсиа Маркеса отметили столь престижной наградой, запаниковали. Возможно, они надеялись на то, что Нобелевский комитет, зная, что он «красный», почти коммунист, никогда не присудит ему премию. Или, быть может, теперь, когда его престиж был столь высок, они сочли, что ничего не потеряют, а только выиграют, открыто выступая против него. Или они просто не могли смириться с его успехом, с его очевидной популярностью, что явно доставляло ему удовольствие. Конечно, едва отказавшись от воинствующей журналистики, Гарсиа Маркес сам более года афишировал свои личные отношения с Фиделем. И теперь — если это было не ясно раньше — стало очевидно, что Фидель в Гарсиа Маркесе нуждается больше, чем колумбиец нуждается в нем. Как бы то ни было, сомневаться не приходится: благодаря Нобелевской премии Гарсиа Маркес получил доступ в самые высшие сферы политического и дипломатического влияния, но при этом он вызвал беспрецедентную волну враждебности со стороны правых, и эта волна ни на мгновение не успокаивалась следующие два десятилетия (но, как ни удивительно, большого вреда ему не нанесла), в то время как во всем остальном мире, даже на неолиберальном Западе, нобелевский диплом респектабельности защищал колумбийского писателя от нападок самых непримиримых — или самых решительных — критиков.
Дабы Мексика не сочла, что он пренебрегает ею ради дружбы с Бетанкуром, Миттераном, Гонсалесом и Кастро, Гарсиа Маркес написал теплую хвалебную статью о большом значении этой страны в его жизни. Она называлась «Возвращение в Мехико» и появилась в печати 23 января
[1098]. При всей своей симпатии к мексиканской столице он не постеснялся назвать его «сатанинским городом», в уродливости уступающим лишь Бангкоку. Теперь у него на руках был расклад из пяти влиятельных политиков, представляющих все страны, кроме Венесуэлы, которые сыграли важную роль в его жизни (Колумбия, Куба, Франция, Испания и Мексика). И не было совпадением то, что именно на эти страны он должен был опираться, если хотел исполнять свою миссию на международной политической арене, о которой мечтал. Будет интересно посмотреть, как долго он сможет удерживать на руках эти пять карт, удастся ли ему улучшить свой расклад и сумеет ли он удачно заменить использованные карты новыми картами такого же достоинства.
30 января, со всеми пятью тузами на руках, Гарсиа Маркес опубликовал статью о Рональде Рейгане под названием «Да, волк действительно приближается»
[1099]. В статье он описывал свой опыт столкновения с американским империализмом во время операции в заливе Свиней. Во всех пяти странах господствовали плохо завуалированные антиамериканские настроения, что и послужило толчком к объединению как раз в тот момент, когда упадок и нарастающее бессилие Советского Союза в мире стали воспринимать как должное. Гарсиа Маркесу просто не повезло, что в столь благоприятное для него лично время международная ситуация оказалась столь неблагоприятной для его политических «интересов». Несмотря на недавнюю встречу министров иностранных дел государств, входящих в так называемую Контадорскую группу (Колумбия, Мексика, Панама и Венесуэла), он был уверен, что усилия США по дестабилизации положения в регионе принесут свои плоды в течение года. И конечно, он оказался прав.
