Мы знаем, добродетель Дездемоны
От клеветы бедняжку не спасла,
До наших дней от Рима до Вероны
Случаются подобные дела.
Но изменились нравы и законы,
Не станет муж душить со зла
(Тем более – красотку), коль за нею
Ходить, как тень, угодно чичисбею.
(Перевод В. Левика)
Гондола, как нельзя лучше подходящая для тайных свиданий, описывается Байроном так: «…и мнится, лодка с гробом проплывает…» Только с двадцать первой строфы он представил свою героиню Лауру. Вероятно, имя было выбрано специально, как пародия на платоническую и верную любовь Петрарки, поскольку героиня Байрона скорее воодушевляла на страстные взгляды, чем на написание сонетов. После этого следует отступление, повествующее о чарах замужних дам, которые «везде желанными быть хотели», в то время как «хоть мисс, как роза, свежестью сверкает, но неловка, дрожит за каждый шаг…», «все отдает в ней нянькиным уходом, она и пахнет как-то бутербродом».
Свободный от английских предрассудков и условностей английского стиля стихосложения, Байрон почувствовал, что должен воздать хвалу итальянскому солнцу и образу жизни:
Но пусть грешит Италия по моде!
Прощаю все пленительной стране,
Где солнце каждый день на небосводе…
…где восход
Не в мути, не в тумане возгорится,
не мокрым глазом пьяницы блеснет…
Люблю язык! Латыни гордый внук,
Как нежен он в прощаньях сладострастных…
(Перевод В. Левика)
В сравнениях с Англией прослеживалось давнее злорадное чувство Байрона по отношению к родному острову, «нашему облачному климату и холодным женщинам».
Тем временем история подошла к ироническому завершению: Лаура и граф пригласили мужа Лауры для разговора; она поступила плохо по отношению к нему, но спокойно приняла его, и муж с графом, любовником Лауры, остались добрыми друзьями.
10 октября Байрон закончил поэму, названную им «Беппо», и вновь обратился к «Чайльд Гарольду». Даже во время работы его не оставляло убеждение в том, что он и все современные поэты пошли по ложному пути. Байрон написал Меррею: «Я еще больше убедился в этом после того, как недавно перечитал наших классиков, особенно Поупа… Я был изумлен неизмеримой разницей в смысле, гармонии, восприятии и даже воображении, страстях и изобретательности между маленьким поэтом времен королевы Анны и нами, поэтами нашей империи… Если бы мне выпала доля начать заново, я стал бы следовать достойному образцу».
Как обычно, литературные труды Байрона не мешали его светской жизни. Уильям Стюарт Роуз и братья Киннэрд, видевшиеся с ним в сентябре и принесшие ему произведение Фрира, уехали, но в течение всей осени Байрон виделся с другими англичанами. Он познакомился с Ричардом Белгрейвом Хоппнером, британским советником в Венеции, и был очарован его манерами и тактом. Советник был сыном известного портретиста Джона Хоппнера, контрадмирала. Сам он тоже изучал живопись, но был скорее любителем, к тому же пробовал силы в литературе. Он был женат на швейцарке. Хоппнеры гордились дружбой с поэтом и окружили его заботой и вниманием. Вскоре Байрон стал давать Хоппнеру книги, а тот, в свою очередь, много занимался делами Байрона, особенно когда поэт не жил в Венеции. Мечтая о спокойной жизни, Байрон снял виллу Хоппнера в Эсте на Эвганейских холмах, но был там только один раз.
С Хобхаусом Байрон прожил в Ла-Мире до ноября, когда холодные ночи в насквозь продуваемых ветром комнатах старого дворца вынудили их вернуться в Венецию. В день отъезда они отправились на гондоле к Лидо, чтобы подышать воздухом Адриатики и полюбоваться закатом над лагуной. 21 ноября лошади Байрона и сено для них из Ла-Миры были паромом переправлены в Лидо. После этого Байрон с Хобхаусом наслаждались бешеной скачкой по песку.
10 декабря Байрон получил долгожданные вести о том, что Ньюстед был продан его товарищу по Хэрроу, майору, а впоследствии полковнику Томасу Уайлдману за девяносто четыре с половиной тысячи фунтов
[24]. Мысль о возможности наконец-то уплатить долги, которые составляли более тридцати тысяч фунтов, и о появлении устойчивого источника дохода принесла облегчение, и Байрону стало легче думать о других обязательствах. Он написал Шелли, что желает принять участие в воспитании дочери и просит прислать девочку в Италию. Шелли собирался провести зиму в Пизе и сам хотел привезти девочку, но обстоятельства помешали ему. Он сообщал, что Клер подумывала назвать дочь своим именем, но «откладывает эту важную церемонию, пока не узнает, нет ли у вас склонности к другому имени». У Байрона она и в самом деле была. Он написал Киннэрду: «Шелли написал мне из Марлоу о моей дочери, последней незаконнорожденной, которая, кажется, уже красавица. Не придумаешь ли, куда поместить ее здесь или в Англии? Я признаю и буду сам воспитывать ее, дам ей свою фамилию, но в другом написании (Biron, а не Byron), чтобы отличать от законной дочери, и назову ее Аллегра, венецианское имя».
Во время последних недель пребывания Хобхауса в Венеции Байрон вел более насыщенную светскую жизнь, чем обычно. Со своим другом он посещал литературный салон графини Альбрицци. Они часто ужинали на постоялом дворе Пеллегрино или у Хоппнеров, ходили в театр или в оперу в Сан-Бенедетто, большей частью смотреть комедии или фарсы, и их излюбленным драматургом был Гольдони. 20-го числа они были в Сан-Лукке и слушали Сгриччи, импровизатора. 29 декабря в ложе Хоппнера они слушали оперу Россини.
7 января Хобхаус последний раз отправился с Байроном в Лидо. В своем дневнике он писал: «Провел вечер с Байроном, который завершил «Чайльд Гарольда», и расстался с моим милым другом в полночь. Незадолго до ухода он сказал мне, что всегда жил чувствами, но скрывал их, думаю, первая часть этого утверждения истинна. Да хранит его Бог!» На следующее утро Хобхаус отправился в Англию, забрав с собой рукопись Байрона.
Глава 19
Дон Жуан на Большом канале
1818–1819
Карнавал начался в январе, вскоре после отъезда Хобхауса из Венеции. В прошлом году Байрон был слишком увлечен Марианной Сегати, чтобы принимать участие в маскарадах или вечерах музыки и танцев. Но теперь, хотя он по-прежнему жил в комнатах торговца мануфактурными изделиями на Фреццерии, капризы его темноволосой возлюбленной, ее вспышки ревности и ярости и желание заставить его ревновать начали надоедать Байрону. По словам Мура, больше всего Байрона разочаровало то, что Марианна продала некоторые драгоценности, подаренные им ей.
