– Серов, ты как? Выйдешь?
– Не хочу, – наотрез отказался я, затягиваясь.
– Ты же не можешь вечно здесь сидеть.
– А мне кажется, могу. Здесь, среди дерьма, мне самое место.
– Макс, прекрати. Открой дверь, давай поговорим.
Я вздохнул. Затушил окурок о край унитаза, бросил его в воду и щёлкнул замком, отпирая дверь:
– О чём ты хочешь со мной поговорить? Тебе не даёт покоя моя страховка?
Его губа после щедрого удара выглядела вполне сносно: даже не распухла, остался только небольшой фиолетовый синяк, расчерченный кровавой трещиной. Подойдя ко мне, товарищ присел рядом:
– Макс, прости, я опять ляпнул глупость. Хотел разрядить обстановку и не знал, что сказать. А потом вспомнил, что авто ещё совсем новое. Как-то само собой вырвалось про страхование…
– И ты меня прости, Алекс, – отозвался я тише.
– Только что я дал показания полиции и распорядился, чтобы «пежо» увезли на стоянку, – в продолжение своего оправдания добавил Саша.
– Спасибо тебе. Не представляю, как бы я один со всем этим справился.
– Ты и не должен был, ты тут ни при чём. А вот я совершил большую ошибку. Не нужно мне было вас знакомить.
– Откуда же ты мог знать…
– Да, теперь я буду внимательно присматриваться к тем, кого беру на работу. Она казалась мне вполне адекватной девчонкой.
– Саш, давай не будем.
– Хорошо, понял. Кстати, вот, держи-ка. Выпей.
Он надломил упаковку какого-то лекарства, вытащил две белые таблетки и протянул их мне вместе с пластиковым стаканчиком, наполненным водой. Всё это время он держал его в руках, но я, находясь в прострации, заметил только сейчас:
– Что это такое?
– Успокоительное. Глотай, и поедем домой.
– А как же работа?
– Какая работа, Макс? Ты что, можешь в таком состоянии работать?
– Не уверен.
– Вот и я не могу. Считай, что мы с тобой вынужденно вышли в отпуск пораньше на пару неделек. Да, послушай, – ещё немного подумав, добавил он. – Может, мы тебя всё же запишем к психотерапевту? Супруга одного моего знакомого – прекрасный специалист, к ней пол-Москвы в очереди стоит. Моя тоже раньше ходила и осталась довольна. Правда, в её случае психотерапевты, судя по всему, бессильны, но это к делу не относится. Мне кажется, тебе это сейчас не помешает. Расскажешь ей про всё. Про эти сны…
– Ты считаешь, что сны во всём виноваты? – с натяжением в голосе переспросил я.
– Я этого не говорил, – поспешно уточнил Саша. – Но они как минимум очень странные. И то, что они начали влиять на твою реальную жизнь – лично мне это не нравится. Согласись, ведь было бы спокойнее, если бы их у тебя не было?
– Ты прав, – со вздохом согласился я. – Всё как-то слишком далеко зашло. Я согласен.
– Вот и отлично! – он первым встал с пола и подал мне руку. – Поднимайся и поехали. По дороге я позвоню в клинику и узнаю, когда они смогут тебя принять.
В ту ночь Алекс решил не уезжать к себе домой и остался спать у меня, мотивируя это тем, что мне нужна моральная поддержка. Поначалу я даже практически поверил в чистоту его помыслов, но когда друг, свернувшись на диване в гостиной, уснул прямо посреди нашего разговора, я понял: причина заключалась в чём-то другом. Наверное, – предположил я, – он просто побоялся возвращаться к жене после их очередного скандала.
Накрыв сопящего товарища пледом, я ушёл в спальню. Разделся, снял с кровати накидку и приготовился уже залезть под одеяло, как вдруг до меня долетел слабый, почти не уловимый аромат женских духов. С того момента, как Танечка была здесь, не прошло ещё даже суток – простыня пахла её телом, а на подушке, к тому же, осталось несколько вьющихся светлых волос.
Давящая боль с жаром сжала мои лёгкие, мне стало трудно дышать. Я подскочил к окну и распахнул его до упора, чтобы поскорее проветрить комнату. Выглянул наружу, жадно втягивая в себя свежий воздух. Посмотрел на затопленную дождём дорогу, по которой под светом фонарей плыли машины, и поёжился.
Промозглый ветер забрался мне под кожу, по рукам прошлись мурашки, но ложиться в постель не хотелось. Одетый только в трусы и майку, я забрался на подоконник и свесил вниз босые ноги, высунувшись как можно дальше на улицу. Снаружи оконная рама была мокрой от дождя и скользкой, но это меня не останавливало, скорее напротив – приятно манило. Подумать только: бухгалтерия, откуда выпала Танечка, находится на двадцать втором этаже, а я живу всего лишь на девятом. Расстояние, отделяющее меня от земли, сейчас казалось смешным. Чем-то несущественным и совсем не опасным.
Не то, чтобы я замышлял нечто дурное, вовсе нет. Просто я решил хорошенько провентилировать комнату, а заодно и охладиться самому. Пофилософствовать немного о смысле жизни, глядя в асфальтово-серые глаза собственной смерти, которая выжидающе смотрела на меня снизу, со дна глубоких луж.
А действительно, так ли уж я нужен этому миру? Иногда мне кажется, что я зря занимаю здесь место. Жалкий и слабохарактерный, я пытаюсь угодить всем, но в итоге не приношу людям ничего, кроме боли. Беспомощное тело, набитое ломкими костями и привязанное к земле, а по ночам тайно мечтающее о крыльях. Почему тебя так трясёт – ты просто замёрзло или на самом деле трусишь? А хочешь… хочешь, я покажу тебе, что такое настоящий полёт?..
– Макс, ты дебил?!
Я дёрнулся от испуга и, наверное, действительно свалился бы, но Коршунов вовремя схватил меня за шкирку и втащил обратно в квартиру. Его глаза метали молнии.
– Я что-то не понял, зачем я тут с тобой ночую?! Ты хочешь мне ещё одно свидание с полицией обеспечить?
– Саша, ты посмотри только на мои руки! – я вытянул перед ним свои дрожащие ладони.
– А что с ними? Руки как руки.
– Они полны чужой крови… – глядя в никуда, ответил я глухим, отстранённым голосом. В тот момент мне казалось, что такой аргумент исчерпывающе всё объясняет. Передать ему свои эмоции как-то иначе я не был просто не в состоянии.
– Твои руки полны ответственности за твою же собственную жизнь! – воскликнул Алекс и с размаху шлёпнул меня по щеке. – Приди в себя, наконец!..
Он не сюсюкался со мной, не жалел силы для удара – моё лицо загорелось, но это жжение было как раз тем, в чём я на тот момент нуждался. Оно пробудило в моём одеревеневшем и, казалось бы, абсолютно бесчувственном теле хоть какие-то отголоски ощущений. Следом за щекой, теплом наполнилась и моя грудь, меня захватила какая-то несвойственная мне беспечная детская радость. Я вдруг понял, что именно так и должна выглядеть настоящая товарищеская поддержка: после Сашиных слов про ответственность, несмотря на всю его резкость, я ожил, почувствовав себя прощённым. И при этом меня простил не кто-то посторонний, вроде священника, которому до моей жизни в действительности нет никакого дела, а лучший друг – один из самых близких для меня людей.
