Она знала, видела, физически ощущала, как сильно у него болит голова, когда он расстроен. Когда-то она пыталась взять на себя хотя бы частицу этой боли, но ему это оказалось совершенно не нужно. Ее сострадание, ее готовность бежать на помощь… Она сама оказалась ему не нужна.
Думать про это было нельзя, никак нельзя, потому что хорошее настроение улетало куда-то, уносилось в сторону ветром вместе с сиреневым ароматом, и слезы подступали к глазам близко-близко, и дышать становилось тяжело… Она вышла из аллеи в центре улицы Кирова, перешла проезжую часть в неположенном месте и зашла в первый попавшийся магазин, торгующий, как оказалось, витебским льном.
«Все-таки женщины удивительные создания, — самокритично думала она, спустя десять минут, снова оказавшись на залитой солнечным светом улице, но уже став обладательницей легкого стильного льняного пиджака в веселую полосочку и с ярко-желтыми манжетами. — Для нас лучшее лекарство от любого расстройства — шопинг. Нет, мама права, я жуткая мотовка. Оттого и работаю на четырех работах, что трачу больше, чем зарабатываю».
Убрав в чемодан дорожную ветровку, она нацепила новый пиджак, чтобы не помялся, и пошла дальше, прикидывая, на каком перекрестке ей нужно повернуть на нужную улицу. Про Илью она больше не думала, зато вспомнила о Гарике, а точнее о его поручении, которое должна была выполнить в Витебске.
О просьбе Гарика, который перед отъездом попросил ее зайти к нему в кабинет, она спохватилась в самый последний момент. Отправивший ее с места преступления Илья велел водителю отвезти писательницу Друбич прямиком на Белорусский вокзал, однако Ганна всегда выполняла любые, самые мелкие свои обещания, поэтому попросила заехать в «Ирбис». Об убийстве Ванюшкина она решила Гарику ничего не говорить, решив, что Илья сделает это сам, если захочет рассказать другу и партнеру о неверности своей жены, поэтому она попросила водителя подождать ее, быстро взбежала по лестнице и влетела в кабинет к Павлу Горенко.
— У меня десять минут, — выдохнула она. — Илья дал мне машину ненадолго, она может ему самому понадобиться в любой момент, поэтому говори быстрее, что ты от меня хотел?
— Экая ты быстрая, — Гарик даже поморщился и спросил, как бы между прочим. — А сам-то Илья где?
— У него дела, он занят, — Ганна предпочитала всегда говорить правду, пусть и не всю. — Павел, мне правда некогда.
— Да ладно, ладно. Я уже понял, что ты у нас особа занятая. Впрочем, что со звезды возьмешь.
— Павел, если ты будешь издеваться, я встану и уйду.
— Упаси господь, — Гарик поднял руки вверх, показывая, что сдается, и тут же снова стал серьезен. — Вот что, душа моя. Ты в Витебск едешь, так что будет у меня к тебе маленькая просьба. Не знаю, в курсе ты или нет, но мы там пару лет назад открыли большой книжный магазин. — Ганна отрицательно покачала головой, мол, нет, не в курсе. — Он такой же, как везде, с рестораном, в котором можно перекусить или выпить чашку кофе, читая книжку. Этот формат тебе знаком. — Ганна кивнула. — В общем, поступил мне оттуда сигнал, что там что-то нечисто.
— В каком смысле?
— Да в том-то и дело, что не знаю. Есть подозрение, что управляющий, которого мы наняли, ведет себя не очень чистоплотно и работает больше на свой карман, чем на наш.
— А я здесь при чем? — искренне удивилась Ганна. — Найми аудит, отправь туда понимающего бухгалтера, съезди сам, в конце концов. Что я смогу сделать, если фактически являюсь человеком с улицы, да еще и в финансах разбираюсь примерно как свинья в апельсинах.
— Не скромничай, ты умная девочка, — Гарик нежно улыбнулся. Он всегда так ей улыбался. Все те годы, что длился ее мучительный роман с Галицким, и все то время, когда они общались уже на пепелище этих отношений, Павел Горенко относился к Ганне с теплотой и искренней заботой. Она была убеждена, что нравится ему не как женщина, а как человек, товарищ, и отвечала тем же — симпатией. — Зайди в магазин, прогуляйся там, пообедай, скажи, что писатель, поговори с директором, попроси взять на продажу твои книги, понаблюдай… Я вовсе не прошу тебя проводить расследование, просто покрутись там, составь свое впечатление о месте и о человеке. Я туда на днях собираюсь, так что твои наблюдения мне очень даже пригодятся.
— Павлик, по-моему, ты от меня что-то скрываешь, — заявила Ганна. — Твое поручение выглядит как минимум глупо.
— Нечего мне скрывать, душа моя. — Он вздохнул и театрально взмахнул руками. — Лучший способ что-то узнать — это послушать сплетни. Поболтай с сотрудниками, с персоналом. Ты же детективщица у нас, глядишь, и принесешь в клювике что-нибудь полезное. И не называй меня Павликом, я же просил.
— Ладно, Гарик, — Ганна в глубине души смирилась с неизбежным и встала, давая понять, что разговор окончен. — Я схожу в магазин и поговорю с людьми, хотя мне кажется, что ты ошибаешься. Лучший способ узнать — это спросить.
— Вот и спроси, — Горенко искренне обрадовался, понимая, что если и не убедил в целесообразности просьбы, то точно уговорил Друбич выполнить ее. — Только пообещай мне, что если ты узнаешь там что-то… — он замялся, — этакое, особенное, затрагивающее чью-то репутацию, то ни с кем, кроме меня, обсуждать это не станешь. Хорошо?
— Хорошо, хотя я тебя не понимаю, — сухо сообщила Ганна. — Все, пока. Мне пора на вокзал.
Спустя сутки поручение Горенко яснее выглядеть не стало, поэтому Ганна решила, что завтра наведается в магазин, чтобы покончить с непонятным, но отчего-то страшно неприятным для нее заданием.
Обдумывая все это, она и не заметила, как дошла до нужного ей адреса. Квартира была уже свободна и убрана к ее приходу. Помещение оказалось отремонтировано качественно и дорого. Газовая колонка, широкая кровать, огромный телевизор, стеклопакеты, заглушающие шум с улицы, вызывали доверие, как и молоденькая улыбчивая хозяйка, показавшая, как включать горячую воду, отдавшая ключи и наказавшая звонить, если что.
А вот дом в целом вселял опасения. Старая обшарпанная двухэтажка, соседние двери облезлые, фанерные, из-за них раздается какой-то пьяный шум. Ганна выглянула в окно, чтобы разглядеть полуразрушенные сараи, из которых доносилась громкая музыка. На миг ей стало страшно, что она одна находится в чужом месте, где легко может стать добычей неизвестного преступника.
«Детективы надо меньше читать, матушка, — сказала она самой себе сквозь зубы. — И писать тоже. Никому ты не нужна, никто тебя не тронет».
Проверив, что дверь заперта, она приняла душ, переоделась, распаковала чемодан, сварила себе чашку кофе в нашедшейся в недрах кухонной стенки медной турке, прошлась босыми ногами по теплому ламинату, плюхнулась на застеленную прохладным свежим бельем кровать и блаженно улыбнулась. Отпуск начался, и, если он будет богат на маленькие приключения, так это при ее размеренной и скучной жизни очень даже неплохо.
* * *
Поездка в Питер с сыновьями накрылась медным тазом. Хотя с Галицкого не взяли подписку о невыезде, но все-таки дали понять, что его отсутствие в такое время сочтут подозрительным. Находиться дома с постоянно рыдающей Миленой он физически не мог, поэтому собрал чемодан и переехал в маме и Вовке.
