Мысль о том, что Ганне может грозить опасность, до этого не приходила ему в голову, и он вдруг встревожился, хотя обычно не испытывал немотивированного беспокойства. Ганна ни слова не говорила ему о том, что собирается разыскивать родственников убитого писателя, поэтому можно было не волноваться. Но он тем не менее заволновался. Старый дурак.
«Пусть уже возвращается из своей поездки, — раздраженно подумал он. — Тоже мне мода, путешествовать в одиночку. Потянуло ее по детским местам. Ностальгия замучила. Надо было сразу ей сказать, что это плохая затея. Да что уж теперь, после драки кулаками не машут. Вроде послезавтра она уже домой собиралась. Вот и славно. Недолго ждать осталось. Хотя нет, ждать — это удел слабых. Надо ей позвонить и запретить совать свой нос куда не надо.
Сыщик, попрощавшись, ушел, Галицкий отвлекся на секретаршу, принесшую срочные документы, без уехавшего в командировку Гарика он был как без рук, затем спустился в ресторан на очередную встречу. Дела закрутили его, вовлекли в привычную суету, заняли все мысли без остатка, и о том, что он хотел позвонить Ганне, Галицкий просто забыл.
* * *
«Пожалуй, два трупа за пять дней — это чересчур», — мрачно думала Ганна, шагая по веселой летней улице. Все объяснения с органами правопорядка, приехавшими в Здравнево после сообщения об убийстве, были позади. Включив инстинкт самосохранения, Ганна не стала говорить ни о том, что видела убитую девушку в Москве (она не могла себя заставить бросить даже косвенную тень на репутацию «Ирбиса»), ни о том, что имя Алеси Петранцовой знакомо ей по «Лiтаре».
В этих совпадениях было что-то жутковатое и угрожающее самой Ганне возможными неприятностями, поэтому приученная держать язык за зубами, она смолчала и сейчас мучилась от того, что, возможно, была неправа.
Из-за чего-то расстроилась девушка, выскочившая от Гарика в слезах. Что такого он ей наговорил? Зачем отправил Ганну в «Лiтару»? Что происходило в магазине? И не из-за этого ли убили Алесю? У Ганны не было ответов на мучившие ее вопросы, и она лишь малодушно надеялась, что следствие во всем разберется и без нее.
В конце концов, послезавтра ей уезжать, и скажи она, что видела Алесю раньше, возможно, ей пришлось бы задержаться в Белоруссии. А это совсем невозможно, ведь скоро пора выходить на работу. Да и по Вовке она уже соскучилась.
Как туристка, приехавшая в усадьбу на экскурсию и случайно обнаружившая труп, Ганна следствие не заинтересовала ни капельки. Ее допросили, записали обстоятельства случившегося в протокол, ткнули ручкой, где подписать, на всякий случай попросили номер телефона и отпустили восвояси. И вот сейчас, вернувшись в город, Ганна брела куда глаза глядят, терзаемая совестью.
Зная, что в гостинице будет метаться как зверь, запертый в клетке, она решила сходить по адресу, данному ей бывшим лепельским соседом, и повидать Наталью Ванюшкину, вернувшуюся с похорон Вальки. Зачем ей это нужно, Ганна не знала, но стремление увидеть Наталью было сильным, как описанный в литературе «вампирий зов». Смерть Вальки имела отношение к Илье, и этого было достаточно, чтобы незваной заявиться к убитой горем пожилой женщине.
«Что-то у тебя с нравственностью, душа моя, — мрачно думала про себя Ганна. — Становлюсь моральным уродом, со всеми вытекающими последствиями. Черствею душой. Сочинение детективов плохо на мне сказывается. Как говаривал Остап Бендер, пора переквалифицироваться в управдомы».
Подойдя к элегантному сталинскому дому, расположившемуся на улице Ленина практически напротив филармонии, Ганна задрала голову к табличке с адресом, чтобы убедиться, что он совпадает с записанным на бумажке, выданной ей стареньким Вольдемаром. Все правильно, дом был тот самый. Взгляд упал на окна квартиры на третьем этаже, в котором, как заметила Ганна краем глаза, колыхнулась кипенно-белая штора.
Из-за нее на Ганну кто-то смотрел, и ей отчего-то стало так страшно, что под волосами на затылке, в укромной ямке, переходящей в шею, стало горячо и мокро.
— Все, с детективами надо кончать, — пробормотала Ганна, тряхнула головой, отгоняя морок, и зашла в арку, ведущую во двор, к подъездам.
Нужная ей квартира оказалась на втором этаже, не на третьем, и это обстоятельство Ганну неизвестно почему обрадовало. Немного волнуясь от предстоящей встречи, она нажала пимпочку звонка. За дверью послышалось неуверенное шарканье шагов.
— Странно, — успела подумать Ганна. — Наталья, конечно, старше моего отца, но ненамного, лет на пять от силы. Значит, ей сейчас лет шестьдесят пять, а шаги, как у столетней старухи.
Дверь открылась, и на пороге показалась Наталья Ванюшкина. Несмотря на прошедшие годы, Ганна узнала ее сразу. На столетнюю старуху она, несомненно, не тянула. Сохранила подтянутую фигуру и ухоженные руки. Вот только лицо у нее было печальное и заплаканное. Наталья безучастно смотрела на Ганну, не приглашая ее зайти, но и не закрывая дверь перед незваной гостьей.
— Здравствуйте, тетя Наташа, вы меня, наверное, не узнаете. Я Ганна Друбич. Внучка ваших соседей по Лепелю.
— Заходи, — пожилая женщина посторонилась, пропуская Ганну в большую квадратную прихожую. — Вовка звонил, предупреждал, что тебя видел, и адрес мой дал. Он казаў, что ты про Валечку уже знаешь. — Лицо ее сморщилось еще больше, и Наталья заплакала.
— Да, знаю. Так получилось, что я была на месте преступления, тетя Наташа.
— Как так? — Женщина вытерла слезы и уставилась на Ганну.
— Валю нашла жена моего… — Ганна замялась, — начальника. Когда она позвонила, я была в его кабинете и отправилась с ним, поэтому Валю я видела.
— Мальчик мой, — женщина снова тихо заплакала. — Я знала, что это хорошо не кончится.
— Что это, тетя Наташа? — аккуратно поинтересовалась Ганна. — Писательство? Жизнь в Москве? Роман с Миленой?
— Ни про какую Милену я не знаю, — Наталья махнула рукой и двинулась по коридору в сторону кухни, приглашая Ганну следовать за ней. — За Валечкой бабы всю жизнь косяком ходили. Красивый он у меня. Был… — Она всхлипнула.
— Говорят, он с этой Миленой собирался за границу уехать жить. В Испанию. — Ганна закинула еще один крючок в надежде получить хоть какую-то информацию.
— А может, и в Испанию… С такими-то деньжищами везде хорошо. И в Испании тоже. Вот только и до беды с ними недалеко. Я ж как чуяла, предупреждала его.
— О чем предупреждали, тетя Наташа? Я ничегошеньки не понимаю, — взмолилась Ганна. — Какие деньжищи? Не было у Вали никаких деньжищ. Или он про Миленины деньги говорил?
— Да не знаю я про Милену, вот заладила. — Наталья повысила голос. — На бабские деньги чего рассчитывать. В этой жизни окаянной только на самого себя полагаться можно.
— То есть у Вали были деньги, на которые можно было уехать жить за границу? — на всякий случай уточнила Ганна, хотя обстоятельств жизни Ванюшкина не знала. — Может, его из-за этих денег убили?
— Не было у него денег. Он в этой вашей Москве от зарплаты до зарплаты жил, копейки считал, — непоследовательно сообщила Наталья. — Все надеялся, что прославится, станет известным писателем, вот тогда и заживет как человек. Писатели-то известно, какие тыщи зашибают.
