— Что? — В глубине души Ганна давно это знала. Так рыдать на пороге кабинета Гарика могла только обиженная любовником женщина.
— Что слышишь. Алеся была моей любовницей, и каждый раз, когда я приезжал в Витебск, мы встречались.
— Гарик, — в этот раз Ганна обратилась к Горенко именно так, как он просил. — Скажи, ты имеешь к смерти Алеси какое-то отношение?
— Ты что, белены объелась? — Он смотрел с таким изумлением, что Ганна сразу ему поверила. — Ты что, считаешь, что это я ее убил? Ты серьезно?
— Я видела ее в издательстве накануне своего отъезда, — тихо сказала Ганна. — Она выскочила из твоего кабинета вся зареванная, из чего я сделала вывод, что вы поссорились.
— Ты ополоумела, — ни разу в жизни Ганна не слышала, чтобы Гарик повысил голос, и сейчас не на шутку струхнула. — То есть мы поссорились, и я на основании этого убил человека. Это же так просто, как стакан воды выпить. Приехать в другой город, оглушить женщину ударом по голове и задушить ее в кустах. Прелестно. Вот ты какого обо мне мнения. Великолепно. Даже не знаю, что и сказать.
— Скажи, почему вы поссорились? — Ганна упрямо гнула свою линию, потому что отступать было уже поздно.
— Да не ссорились мы. — Он орал в голос. — Меня там не было, когда эта дурища приходила. Вспомни, если у тебя мозги не как у курицы. Ты стояла в коридоре, а я вошел в коридор. Никакой Алеси там не было и в помине. Я мамой своей клянусь, что я ее в тот день вообще не видел.
— Да, тебя не было, — растерянно согласилась Ганна. — Алеся выскочила и побежала в туалет. Я замешкалась, и тут ты пришел, с улицы пришел, попросил меня потом к тебе зайти и прошел к себе в приемную. Правда, так и было. Тогда почему она плакала?
— Отчего вы, бабы, все время плачете? — Гарик заговорил спокойно, как будто из него выпустили весь пар. — Раз плакала, значит, из-за чего-то расстроилась. Вообще-то мы с ней расстались. Просто она в это не до конца поверила и приехала выяснять, а я терпеть не могу выяснения отношений, поэтому сделал так, чтобы с ней не встречаться.
— То есть это ты с ней расстался? — уточнил молчавший до этого Галицкий. Гарик поморщился.
— Илюха, ну хоть ты-то из себя борца за нравственность не строй. Можно подумать, ты не знаешь, как это бывает. Оттянулся с цыпочкой на стороне. Она с чего-то решила, что имеет на меня особые права. Я решительно свел отношения на нет. Она приехала в Москву, я ловко уклонился от встречи. Она порыдала и уехала обратно. Все. И не надо вокруг обычного пошлого романчика накручивать шекспировские страсти. Ребята, я вас умоляю…
— Новый эмоциональный опыт, — пробормотала себе под нос Ганна.
— Что?
— Одна моя подруга рассталась с мужчиной, которого очень любила. Она не ела, не спала, похудела на десять килограммов. Ей было так плохо, что жить не хотелось. А когда она попробовала поделиться своими душевными страданиями с одним своим другом, тот пожал плечами и сообщил, что любой неудавшийся роман — это всего-навсего новый эмоциональный опыт. Мол, не из-за чего расстраиваться. Все-таки между женщинами и мужчинами космическая разница в восприятии жизни. Мы с разных планет, это точно.
Галицкий внимательно посмотрел на Ганну, словно догадываясь, что она рассказывает не историю подруги, а свою историю, доставая из глубин души собственные переживания по поводу расставания с ним, Галицким. Так оно и было, но признаваться в этом Ганна не считала нужным, поэтому независимо вздернула подбородок.
— Разные мы или одинаковые, но убить случайную любовницу только из-за того, что она не согласна с нашим разрывом, я не способен. Ганка-хулиганка, ну, скажи, что ты пошутила, что ты придумываешь сюжет для новой книги. Я не знаю, как мне жить дальше, если ты, именно ты, можешь подозревать меня в убийстве. И Илья, ты что, тоже так думаешь? Если ты хотя бы на секунду в это поверил, то мне впору с высотки кидаться. Это же чудовищно.
— Ой, Гарик, прекрати ты этот водевиль. — Галицкий не терпел пафоса и кривляний тоже не терпел. — Я ничего такого не думаю. Мне хочется понять, что именно тут произошло и во что оказалась вольно или невольно втянута Ганна. До твоих лямуров мне дела нет никакого, а вот что за поручение ты дал Ганне перед ее поездкой в Витебск, мне интересно. Потому что не исключено, что по голове ей дали именно из-за этого.
— Вообще-то я шел сюда, чтобы именно про это вам рассказать. — В голосе Гарика все еще звучала неприкрытая обида. — Я ведь в командировку именно из-за этого и отправился. И выяснил массу интересного. Уверен, что тебе, Илюха, понравится. Да и тебе, злыдня, тоже может пригодиться в будущем творчестве. Так что слушайте.
Он налил себе в бокал еще одну щедрую порцию виски, облокотился на широкий подоконник и начал рассказ.
Глава двенадцатая
Двойная игра
Больше всего на свете Адрыян Дзеткевич любил деньги. Они нравились ему и в виде белорусских рублей, в недавнем прошлом называемых «зайчиками», и в новых, «солидных» купюрах, и в рублях российских, и в долларах, и в евро, и даже в монгольских тугриках, которых он, впрочем, никогда в жизни не видел.
Долгое время его любовь оставалась безответной, но потом капризная фортуна повернулась к Дзеткевичу лицом, после чего любовь его не насытилась, не угасла, а переросла в страсть. Всепожирающую и неукротимую. При этом пожирала она в первую очередь остатки здравого смысла. В горниле страсти, корчась, сгорела и врожденная осторожность.
Адрыян Дзеткевич, как казалось ему, нашел беспроигрышный и надежный способ извлекать прибыль, отбирая ее у других. А именно у издательства «Ирбис». Будучи неплохим психологом, он рассудил, что до Москвы далеко, и контролировать его особо никто не будет. Магазин и ресторан при нем процветали, поток клиентов увеличивался, финансовые показатели росли, и владельцы бизнеса Галицкий и Горенко были вполне довольны тем, как развивается их новое направление, открытое в Белоруссии как пробный шар.
То, что утренние и вечерние заказы в ресторане пробивались по одной кассе, а дневные — по другой, зарегистрированной не на «Ирбис», а на тещу Дзеткевича, мало кто знал. Налоговую эта информация не интересовала, поскольку налоги платились исправно, а субаренда и прочие документы оформлены надлежащим образом. Хоть и без участия юриста.
Юристу «Лiтары» Алесе Петранцовой Дзеткевич не доверял. Более того, он ее боялся, поскольку точно знал, что девица спит с одним из партнеров «Ирбиса». Поэтому некоторые документы предпочитал держать отдельно, в собственном сейфе, ключа от которого у Алеси не было.
Все и дальше бы шло без сучка, без задоринки, но Дзеткевича сгубила жадность. Когда Галицкий решил часть тиражей, пользующихся спросом, допечатывать прямо на месте, а не возить из Москвы, Адрыян Карпович, выполняя поручение, договорился с типографией, но для «Ирбиса» печатал лишь половину заказанных тиражей, оформляя вторую половину уже на себя, любимого, выставляя затем книги вперемешку на книжной полке и ведя двойную бухгалтерию.
