— Илья, мне же на работу нужно будет, — с тревогой сказала Ганна. — И Вовка там один.
— Вовка не один, а с бабушкой. А что касается твоей работы, так мы, кажется, все решили. Ты там больше не работаешь и вообще переезжаешь жить в Москву. Так что твое опоздание из отпуска не имеет никакого значения.
— Но я же еще не уволилась.
— Успокойся, а. Впереди девятое мая, так что на работу тебе через четыре дня. Надеюсь, что за это время все решится, и мы сможем спокойно уехать.
Когда они наконец вышли из мрачного подъезда и вдохнули теплый яблонево-сиреневый воздух, часы показывали начало четвертого.
— Есть хочется, — жалобно сказала Ганна. — Только если мы сейчас еще пойдем обедать, то Гарик нас точно убьет. Он звонил?
— Раз сто. Но я скидывал, — честно признался Галицкий. — Если бы сейчас еще начали объяснять про Дзеткевича и «Лiтару», то не вышли бы из этой квартиры до ночи. Поехали в магазин, там и поедим. Нет, не зря я придумал открывать кафе в книжных магазинах. Может, хоть в одном деле точку поставим.
Однако судьба сегодня не благоволила к разгадыванию загадок. В «Лiтаре» они нашли лишь разъяренного Гарика и заплаканную Аксану. Дзеткевича не было.
— Где этот придурок? — спросил Галицкий, заходя в кабинет директора, где обосновался бледный до зелени Горенко. — Девушка, принесите нам еды какой-нибудь, — обратился он к Аксане. — Есть хочется, сил нет.
— Какой еды? — пискнула та.
— Любой. Посытнее. Свиную отбивную на кости, жареной картошки с лисичками, хлеба побольше.
— И драников со сметаной, — вставила Ганна, которую, впрочем, немного смущал явно пребывающий в ярости Гарик.
— Натрахались так, что аппетит проснулся? — заорал тот, едва за Аксаной закрылась дверь. — Вы вообще оба что себе позволяете? Я вам что, холоп, дерьмо тут разгребать, пока вы в постели кувыркаетесь?
— Не ори, — миролюбиво сказал Галицкий.
— Что не ори? — Гарик заводился все сильнее и сильнее. — Я от тебя, Галицкий, уйду к чертям, ты меня достал.
— Да ну? — Ганна заметила, что Илья тоже зло изогнул бровь. — И куда переквалифицируешься? В управдомы?
— Найду куда. На тебе одном свет клином не сошелся.
— Тихо, — встряла Ганна. — Гарик, не сердись, пожалуйста. Мы не в гостинице задержались так долго.
— Да ну? А куда вас занесла ваша эротическая фантазия? Небоскребов тут вроде нет.
— Не хами, тебе не идет. Мы были на месте происшествия.
— На каком таком месте происшествия?
— Наталью Ванюшкину убили. Прямо в момент телефонного разговора с Ильей.
— Ничего не понял, — признался Гарик, но лицо его с мертвенно бледного сменилось на нормальное. — Какую Наталью Ванюшкину?
— Маму Вальки. Ну, Вольдемара Краевского. Помнишь, я утром рассказывала, что к ней позавчера заходила.
— Ну, — тупо сказал Гарик.
— Ну вот. Мы ей позвонили, чтобы кое-что уточнить, а пока она с Ильей разговаривала, к ней в квартиру кто-то пришел. Убийца пришел, понимаешь?
— Нет, — честно признался Гарик. — Какой убийца?
— Да откуда мы знаем, какой? — теперь уже рассердилась Ганна. — Илья по телефону услышал, что ее убивают, и мы туда поехали.
— Господи, да зачем? Вам что, приключений на задницу мало?
— Долго объяснять. — Ганна махнула рукой. — В общем, пришлось вызывать милицию, давать показания. Мы поэтому задержались. Так что не ругайся.
— Господи, с вами не соскучишься. — Гарик упал в кресло и прикрыл лицо руками. — Мало вам своих неприятностей, так вы еще все время в чужие влезаете, как нарочно.
— Ладно, давай без нравоучений, — сухо сказал Галицкий, который еще не совсем простил компаньона за крик и дерзость речи. — Давай ближе к делу. Дзеткевич где?
Открылась дверь, вошла Аксана, а следом за ней два официанта с подносами, ломящимися от еды. Галицкий хрюкнул от вожделения, схватил кусок домашнего ржаного хлеба и вонзил в него зубы.
— Хочется верить, что пробили по нужной кассе, — заметил он. — Боже мой, до чего же вкусно. Так что, где Дзеткевич?
— А хрен его знает, где Дзеткевич, — тихо сказал Гарик, и Ганна вдруг заметила, какое усталое и измученное у него лицо. Словно постаревшее разом лет на пять, не меньше.
— В смысле? — Галицкий уставился на него в изумлении, даже жевать перестал.
— В прямом смысле. — Гарик потер ладонями лицо и шумно выдохнул. — Дзеткевич на назначенную ему сегодня здесь встречу не явился. Утром вышел из дома, поехал на работу, жена сказала, как на заклание отправился. Но в «Лiтару» так и не пришел. Домой не вернулся. И вообще его нигде нет. Господин Дзеткевич исчез.
* * *
Ровная гладкая дорога стелилась под колесами мощного черного зверя. Машина Галицкого была похожа на мощного ирбиса в прыжке, только окрас имела другой. Они вообще идеально подходили друг другу — машина и ее хозяин.
Сидя на кожаном, немного скользком сиденье, приходилось все время прилагать некоторые усилия, чтобы не сползать. Благодаря кондиционеру в машине было свежо, и кожа приятно холодила бедра сквозь тонкую ткань легких брюк, в которые Ганна переоделась из удобных, но совсем не женственных джинсов. Она тихонько погладила прохладное сиденье и улыбнулась. Впервые за долгое время ей было не все равно, как она выглядит.
Они собрались ехать в Минск. Идея хоть как-то скоротать затянувшуюся поездку в Белоруссию пришла внезапно. Следователь, который вел дела об убийстве Натальи Ванюшкиной и Алеси Петранцовой (все шло к тому, что их вот-вот объединят в одно) в восторге не был, но повода запретить поездку не нашел. Ганна была не подозреваемой, а всего лишь свидетелем, и ее согласие не уезжать в Москву, по большому счету, было актом доброй воли. Гневить Ганну Друбич не следовало, а уж сопровождающего ее повсюду мощного мужика, казалось, в любой момент готового к внезапному прыжку, тем более. Поэтому они собрались в Минск, и Ганна отчего-то чувствовала себя, как школьник, внезапно сбежавший с контрольной за четверть. Гарик ехать с ними категорически отказался.
— Кто-то и работать должен, — язвительно сказал он. — А вообще, Илюха, я сейчас дебет с кредитом сведу, пояснительную записку закончу и рвану обратно в Москву. Меня тут ничего не держит. — Он многозначительно взглянул на Ганну.
Ей моментально стало стыдно. Из-за того, что она вляпалась в неприятности, а Илья вынужден сидеть сиднем рядом с ней, оберегая ее от неведомой опасности, в то время, как в Москве у него стоит работа.
— Я могу и одна тут остаться, — промямлила Ганна, понимая, что бессовестно врет. Оставаться одной ей не хотелось ни при каком раскладе. Во-первых, потому, что она боялась неведомого преступника, уже ударившего ее по голове. А во-вторых, точнее, в-главных, ей было хорошо рядом с Галицким. Впервые за долгое время, несмотря на все свои страхи и непонятность ситуации, она чувствовала себя счастливой.
