Галицкий чувствовал, как спадает поселившееся внутри напряжение. Нет, сидящий перед ним Гарик, жалкий, с дрожащей улыбкой Гарик, рассказывающий о том, как он фактически подложил под Вольдемара Краевского жену своего лучшего друга, пытался провернуть махинацию с ценным полотном, использовал и бросил Алесю Патранцову, по-прежнему не был похож на того Павла Горенко, которого Галицкий знал большую часть своей жизни. Это был другой человек, слабый, подлый, трусливый, но, слава тебе господи, не убийца.
В то, что Гарик не убивал писателя, Галицкий поверил сразу. Он и сам не мог сказать, откуда исходила его убежденность в том, что его партнер не совершал преступления. Ему просто хотелось расставить все точки над i по остальным эпизодам, в которых волею злой судьбы они все трое оказались замешаны.
— Так, с Краевским все понятно, — сказал он, когда Гарик закончил свой рассказ на том, что нашел писателя мертвым. — Теперь давай рассказывай про Витебск.
— Как же понятно, — возмутился Гарик, — как раз ничего не понятно. Кто-то же его все-таки убил и забрал картину.
— Это пусть полиция разбирается, — сообщил Галицкий сухо. — Нет мне никакого дела ни до писателя, ни до картины. Я лишь стараюсь обезопасить своих близких и сохранить свой покой, насколько это возможно. Ты, кстати, деньги куда дел?
— Какие деньги?
— Свои. Которые снял со счета для покупки картины и исчезновение которых заметила Ольга. Ты ж картину так и не купил, а деньги где?
— А… Дома. Я их собирался обратно в банк отнести, но из-за поездки в Витебск не успел. Вернусь из Берлина — отнесу. Деньги в сейфе, квартира на охране, никуда не денутся.
— Рисковый ты парень, я погляжу, — Галицкий хмыкнул. — То есть дом в Лондоне ты покупать передумал?
— Какой дом? — не понял Гарик.
— Ольга узнала, что ты снял деньги со счета, и нашла у тебя буклет по лондонской недвижимости. Кстати, на этом основании она сделала вывод, что ты решил ее бросить.
— Да не собирался я покупать никакой дом, — еще сильнее удивился Гарик. — Деньги я на Шагала снял. А буклет какой-то дома, может, и валяется. Вот Ольга и надумала себе. Ты ж ее знаешь, у нее страхи впереди нее бегут.
— Ладно, вернемся к нашим баранам. Точнее, твоим. Тебя в Витебск-то чего вдруг понесло?
— Я испугался, — признался Гарик. — Когда я понял, что Краевского убили, а картину украли, то мне стало страшно, что о нашем знакомстве узнают, и я окажусь главным подозреваемым. Ты же поверил, что я убил писателя из-за картины. И все остальные могли поверить. Никто, кроме Алеси, не знал, что мы знакомы, а Алеся была на меня зла, поэтому после того, как известие об убийстве достигло ее ушей, вполне могла захотеть меня подставить. Я решил отправиться в Витебск, помириться с ней, хотя бы на время, а заодно проверить ее информацию по Дзеткевичу. Тебе я свою поездку так и объяснил, да и для всех окружающих повод был весьма солидным.
По словам Гарика, он приехал в Витебск в районе десяти вечера и сразу поехал в квартиру к Алесе, где, не без приятности, провел ночь. Алеся сначала держалась холодно, но растопить ее сердце любовнику все-таки удалось. Правда, про Дзеткевича и его делишки она наотрез отказалась говорить, сообщив, что поезд ушел. Но Дзеткевич Гарика, по большому счету и не интересовал, он был уверен, что, приехав назавтра в «Лiтару», сам во всем разберется.
Гораздо важнее было понять, что Алеся думает про убийство своего соседа, но она лишь охала, жалела несчастную Наталью Ванюшкину, потерявшую сына, и, похоже, никак не связывала Павла Горенко со случившимся. Впрочем, про переговоры по картине она ничего не знала, как и о самом подлиннике Шагала. В ее представлении несчастный Валька был знаком с Горенко, пытался через него издать свои литературные шедевры, но не преуспел в этом, на чем их контакт и закончился. Гарик против такой версии не возражал и совершенно успокоился.
Для себя он решил, что немного подыграет Алесе, притворившись, что их роман снова в самом разгаре, а когда убийство будет раскрыто или хотя бы сойдет на нет шумиха, поднятая вокруг него, он снова бросит свою назойливую любовницу, теперь уже насовсем.
Проснувшись утром, Алеся уехала на работу, а Павел немного задержался в ее квартире, поскольку уснул, утомленный ночными утехами. В «Лiтару» он приехал лишь к полудню, убедился, что Дзеткевича нет на месте, и только успел увидеть «левую» кассу и запросить все документы у бледной и дрожащей бухгалтерши, как в магазин приехали сотрудники милиции с сообщением об убийстве Алеси.
Гарик снова запаниковал. Впрочем, в магазине все были уверены, что он прибыл к ним прямо с дороги, в доме Алеси его никто не видел, поэтому он сообщил сотрудникам правопорядка, что только-только приехал из Москвы. Ему поверили, потому что причин подозревать респектабельного и уверенного в себе господина Горенко ни у кого не было.
— То есть ты не был в тот день в Здравнево? — на всякий случай уточнила Ганна.
— Не был, разумеется. На хрена мне было туда ехать? После ухода Алеси я примерно часа полтора поспал, потом принял душ, позавтракал, выпил кофе и спустился в машину, захлопнув дверь. Поверьте, у меня не было ни малейшего повода ее убивать. Я собирался съездить в магазин, выполнить для отвода глаз задание, ради которого я поехал в командировку, ночь снова провести у Леськи, а с утра уехать в Москву. Ее смерть внесла коррективы в мой план, я понимал, что, если уеду вечером того же дня, то это будет выглядеть подозрительно. Да и темные делишки Дзеткевича я к тому моменту уже действительно обнаружил, с ним нужно было разобраться до конца, поэтому, дав показания, отправился снимать гостиницу. Мне нужно было остаться одному, чтобы понять, кто и за что убил Алесю. По всем моим прикидкам выходило, что это Дзеткевич. Мне лично это ничем не угрожало, поэтому я лег спать довольно рано и проснулся лишь от твоего, Илюха, звонка. Ты психовал, что Ганну ударили по голове, и требовал, чтобы я поехал к ней в больницу. Я так и сделал. Ночью ты приехал, так что все остальное происходило уже на твоих глазах. Клянусь, я не убивал Алесю, и на Ганну я тоже не покушался.
— Со мной все понятно. На меня напал Дзеткевич, — нетерпеливо сообщала Ганна. — Ты рассказывай, что дальше было.
— Ничего, — Гарик недоуменно смотрел на нее.
— А Наталья Ванюшкина? Ты узнал, что я ходила на встречу с ней, быстро собрался уходить из нашего номера, а через полчаса Наталью убили.
— Это никак не связано, — возразил Гарик и молитвенно приложил руки к груди. Белые холеные пальцы снова зашевелились, как черви. Ганну передернуло. — Я ушел, потому что на вас было написано, как вам не терпится остаться наедине, и поехал в «Лiтару», ждать Дзеткевича. Ни про какую Наталью я ничего не знаю. Я ее даже не видел никогда.
— А это не ты звонил Дзеткевичу, что его собираются арестовать? В результате он сбежал в Минск, и мы нашли его практически чудом? — прищурился Галицкий.
— Детьми клянусь, не я. Зачем мне было это делать? Илья, Ганна, поверьте мне. У меня такое чувство, что меня кто-то специально подставляет. Хочет свалить на меня все эти убийства. Но я не виноват. Честное слово. Я не знаю, как вам это доказать, но не виноват я. — И Гарик, не выдержав, заплакал, закрывая лицо руками.
