При этом бригадир не прекращал шантажировать ГНК, постоянно давая понять, что есть только одна возможность удержать его на стороне Австрии – принять его условия. Так, 3 июня 1916 года он признавался Яворскому в связи со своим нежеланием вести вербовку добровольцев в легион и расширять свою бригаду, что рискует больше, чем 6 августа 1914 года, потому что тогда терять было нечего, а выиграть можно было много. Сейчас же, после 20 месяцев войны, когда выиграно очень мало, а проиграно множество надежд и иллюзий, решиться на риск тяжело. Тем не менее 2 августа 1916 года, то есть уже после подачи рапорта, в ответ на критику его шага Яворским, Пилсудский заявил, что ему уже почти нечего терять, поэтому он с легкостью идет ва-банк.
Несомненно, австрийскую сторону и Главный национальный комитет не очень устраивал уход Пилсудского, сумевшего за годы войны завоевать большой авторитет у галицийских поляков. Но они не могли пойти на его требования, поскольку их удовлетворение зависело не только от Вены, но и от Берлина и даже от Антанты. После безуспешных уговоров изменить решение Пилсудскому был предоставлен отпуск.
5 сентября 1916 года он выехал из расположения бригады в ставку Главного командования австро-венгерской армии, располагавшуюся в городе Тешин для обсуждения его письма от 22 августа, в котором он изложил свои требования. Австрийское военное командование по-прежнему не оставляло надежды удержать Пилсудского в легионе. Это было важно и потому, что 11 – 12 августа Вена и Берлин достигли принципиального соглашения о создании на территории Царства Польского формально самостоятельного польского государства, в политическом, военном, экономическом и других отношениях полностью зависимого от Германии и Австрии. Степень влияния каждой из этих империй не была определена, что создавало почву для соперничества между ними.
В Тешине Пилсудского принял Гранилович. Полковник заявил, что серьезность содержащихся в письме постулатов требует их консультации с министерством иностранных дел, на что нужно некоторое время. Пилсудский сам затронул вопрос о судьбе его рапорта об отставке, заявив, что не может возвращаться к своим солдатам с пустыми руками. Это был откровенный шантаж австрийского командования. Дабы не усугублять возникший конфликт, было принято решение о предоставлении ему отпуска до 15 октября.
Пилсудский решил провести отпуск в любимом Закопане, тем более что теперь он мог позволить себе снимать хорошее жилье, а не ютиться в бедных лачугах. Отдых был относительным, поскольку постоянно приходилось вести переговоры по разным политическим вопросам. В частности, именно здесь он узнал о решении создать на базе легиона вспомогательный корпус в составе двух дивизий. Но и это известие его не порадовало, поскольку он был убежден, что ключ к вопросу о судьбе Царства Польского находится в руках немцев, а не австрийцев.
26 сентября 1916 года Пилсудский приехал в Краков, а на следующий день узнал, что его рапорт о демобилизации из легиона накануне был удовлетворен. В историографии существует мнение, что это было сделано под влиянием фельдмаршала Гинденбурга, не желавшего, чтобы несговорчивый Пилсудский участвовал в создании армии планировавшегося польского государства.
Это решение было неожиданным для искушенного шантажиста. 27 сентября в разговоре с Сокольницким и Юлианом Стахевичем он не скрывал, что ошибся в расчетах. Он делал ставку на соперничество за него австрийцев и немцев, но не хотел пока что порывать с Австрией и не предполагал, что Вена так быстро порвет с ним. Но из свидетельств соратников видно, что Пилсудский не был деморализован. Он приказал Сокольницкому выйти из состава ГНК и оставить пост его секретаря, потребовал активизации процесса формирования полулегальной Польской военной организации, а также непротиводействия начавшемуся исходу легионеров из 1-й бригады.
Уход Пилсудского вызвал большой резонанс среди легионеров, особенно 1-й бригады. Они, привыкшие слепо доверять своему командиру, не понимали этого его шага, чувствовали себя покинутыми и даже обманутыми. Некоторые легионеры из числа российских подданных последовали его примеру, отдельные галичане просили о переводе их в регулярную армию, были даже случаи самоубийства среди горячих приверженцев Главного коменданта. Но все же большинство легионеров остались верны присяге. Пилсудский лично воздерживался от каких-либо призывов, давая тем самым понять, что не желает кризиса бригады.
Свидетельством того, что Пилсудский окончательно расстался с мыслью о возможном возвращении в легион, может служить факт приобретения им 19 октября 1916 года в галантерейном магазине братьев Билевских в Кракове гражданского платья: пальто, шляпы, пяти сорочек, галстука, шести манжет и воротничков, дюжины носовых платков запонок – всего на сумму 393 кроны 10 кройцеров
[136].
С отставкой завершился длившийся два года период службы Пилсудского монархии Габсбургов. Несмотря на его бесконечные нарекания в письмах, статьях и выступлениях на преследования со стороны австрийцев, бесконечно чинимые ими препятствия, а также интриги вышестоящих польских военных инстанций, он отнюдь не был пасынком судьбы. Просто его ожидания и запросы были больше того, что ему могла дать Вена. Но дунайская монархия по достоинству оценивала его вклад в войну с Россией – его заслуги были, в частности, отмечены в 1915 году орденом Железной короны. Социалисту, не имевшему никакого военного образования, было присвоено высокое воинское звание и доверено командование бригадой ландштурма.
Вместе с тем у Пилсудского были весомые основания для нареканий. Ему так и не удалось осуществить свои грандиозные политические планы, связанные с войной. Не оправдались расчеты на горячую поддержку населения Царства Польского, в том числе и варшавян, в активность которых он так верил. Вена так и не осмелилась на австро-польское решение вопроса о судьбе царства Польского. Легион не удалось преобразовать в польскую армию. Но главной причиной неудач были вовсе не коварство Вены и интриги ее военачальников, а слабость идей Юзефа Пилсудского. У него не оказалось мощной опоры в лице политически консолидированного общества Царства Польского. Его требования противоречили нормам ведения войны, которые Австро-Венгрия старалась в большей или меньшей степени соблюдать. Пилсудский так и не сумел получить прямой доступ к главным имперским центрам принятия политических решений, эта функция была закреплена за Главным национальным комитетом. Не лучше обстояло дело и с общением с высшим военным командованием, контакты с которым находились в ведении военного департамента ГНК и командования легиона. Отсутствие прямого доступа к высшему политическому и военному руководству монархии Габсбургов вынуждало его все эти два года приноравливаться к проводимой ими политике в польском вопросе, не будучи в состоянии влиять на нее. Таким образом, реальные условия, в которых пришлось действовать Пилсудскому, не имели ничего общего с его расчетами. Разделявшийся им жизненный принцип «хотеть – значит мочь» не сработал...
Парадоксальность ситуации заключалась в том, что неудачи Пилсудского видели только его противники и оппоненты. Для политически неискушенных людей они были незаметны, меркли в свете его триумфальных успехов, о которых много писали и говорили. В их числе был и смелый рейд 6 августа 1914 года 1-й кадровой роты в оставленные русскими войсками районы Царства Польского, и формирование 1-го полка (1-й бригады), на целую голову превосходившего другие части польского легиона, и успехи в боях местного значения, умело преподносившиеся обществу как громкие победы чуть ли не стратегического значения. Целенаправленному формированию легенды Пилсудского и 1-й бригады польского легиона в немалой степени помогали собственный опыт коменданта-бригадира как социалистического пропагандиста и агитатора, наличие среди его подчиненных и адептов большого числа людей интеллигентных, творческих, не лишенных литературного дара. Они хорошо понимали роль печатного слова в формировании общественных настроений и широко им пользовались. В их творчестве Пилсудский представал перед современниками как создатель и командир 1-й бригады польского легиона, кровью и тяжелым солдатским трудом чуть ли не в одиночку проложившей своему народу дорогу к независимости. Что касается 2-й и 3-й бригад польского легиона, боевой путь которых мало чем отличался от пути бригады Пилсудского, то ни они, ни их командиры никогда не имели столь же громкой славы.
