Поведение держав Антанты на Парижской мирной конференции 1919 года показало, что они оставались лояльными своему восточному союзнику и формально не вышли в польском вопросе за рамки, установленные Временным правительством России в марте 1917 года. Опыт аналогичного движения украинских сечевых стрелков в Галиции, возникшего одновременно с польскими стрелковыми союзами, показывает, что западные державы не проявили в конце войны ни малейшего желания считаться с ними и учитывать их национальные требования. А вот чешские политические эмигранты Томаш Гарриг Масарик и Эдуард Бенеш, изначально делавшие ставку на Антанту, уже в 1916 году могли занести себе в актив позитивное отношение Франции и Англии к своим требованиям о предоставлении Чехии независимости, не имея на тот момент на родине и за границей никаких вооруженных формирований.
Реакция на манифест 5 ноября Пилсудского, в очередной раз оказавшегося не у дел и проводившего время в давно уже ставшем ему близким Кракове, была сугубо положительной. Он тут же призвал своих сторонников в польском корпусе из числа подданных Российской империи вернуться на службу, а также предложил будущему правительству Польского королевства свои услуги. На первый взгляд манифест выглядел как триумф всех предшествующих начинаний Пилсудского, преследовавших цель освобождения Царства Польского из-под русского господства, его первым действительным успехом с начала войны. Более того, авторы манифеста превзошли его самые смелые ожидания и вместо связи с АвстроВенгрией Царству Польскому даровали свободу. Поляки Галиции с восторгом встретили факт провозглашения Польского королевства, прямо приписывая основную заслугу в этом Пилсудскому. В качестве образчика такой реакции можно привести отправленное на его имя в краковский отель «Саский» следующее приветствие: «Собравшиеся 12 ноября с. г. в Новом Тарге на торжественное собрание по случаю провозглашения Польского государства легионеры всех бригад и граждане всех сословий местного общества воздают почести творцу легионов и выражают надежду, что тот, который мощью своего великого духа создал легионы, организует Польскую армию, что приведет к возрождению вольного польского народа»
[139]. Легендарного бригадира приветствовали так горячо, особенно после манифеста, что в конце ноября 1916 года в письме Александре Щербиньской он даже не без тайной гордости сетовал: «Ты знаешь, я уже боюсь своей славы. Я постепенно становлюсь ее невольником и, как когда-то был нелегальным от полиции, так сейчас часто мечтаю о нелегальности от публики, которая постоянно досаждает своему избраннику»
[140].
«Сердцу и совести возрождающейся Польши» после 5 ноября было посвящено немало панегирических виршей, отраженных в многократно издававшейся во Второй Речи Посполитой антологии Аполинария Крупиньского «Песнь о Юзефе Пилсудском». Там помещено даже стихотворение неизвестного автора на плохом русском языке с чудовищными рифмами, написанное, по свидетельству составителя, «после оглашения манифеста 5 ноября». Такое мог наверняка сочинить один из легионеров Пилсудского, которому русский язык был значительно ближе польского:
Эй, горы, эй, вершины,
Где кровь лилась рекой,
Там польския дружины
Бились за край родной.
Там гетман их, Пилсудский,
Великий человек,
Водил своих молодцев
За волю на весь век.
Студенты и другие
Пошли в кровавый бой,
За «отчизну» родную,
За новый, лучший строй!
Два года воевали,
Два года вели бой, —
И «отчизну» достали
За свой кровавый зной!
[141] По команде Пилсудского резко активизировали свою пропагандистскую и агитационную деятельность в Варшаве и на местах Центральный национальный комитет и Польская военная организация. Рост численного состава ПВО стал особенно заметным с октября 1916 года, когда в нее стали вступать молодые люди, которые до отставки Пилсудского пополняли польский легион. Суть усилий этих структур сводилась к подталкиванию оккупационной администрации к скорейшему созданию правительства Польского королевства и армии, командование которой было бы поручено «великому человеку».
Но Центральные державы очень быстро показали истинную цель своего великодушного жеста в адрес сторонников освобождения Царства Польского из-под русского господства. Уже 9 ноября 1916 года оккупационные власти без каких-либо обещаний в политических вопросах призвали жителей Царства Польского вступать в ряды «Польского вермахта», к созданию которого приступали без промедления. В тот же день генерал-губернатор Безелер издал распоряжение о будущем Государственном совете и сейме Польского королевства, но о правительстве или главе нового государства по-прежнему хранили молчание. Создание Польского королевства не покончило с оккупационным режимом; вся полнота власти находилась в руках Безелера и Кука. Продолжался принудительный набор рабочей силы для работы в Германии, не прекращался вывоз сырья и продовольствия, учителей заставляли участвовать в вербовке волонтеров для армии. Временному государственному совету вменялась в обязанность главным образом подготовка осчастливленной независимостью провинции России к будущему самостоятельному существованию.
Подавляющая часть населения Царства Польского безразлично отнеслась к действиям оккупационных властей, не проявляя, как и годом ранее, желания сотрудничать с Центральными державами. И это крайне усложняло позицию активных сторонников создания Польского королевства под эгидой Берлина и Вены. С одной стороны, они не могли отказаться от участия в формировании новой реальности в Царстве Польском, так как это было основной целью их деятельности, начиная, по крайней мере, с 6 августа 1914 года. Тем более что немцы и австрийцы вполне могли обойтись без них, поручив миссию создания Польского королевства консервативным силам, в том числе и Главному национальному комитету, проявлявшему к этому очевидную склонность. Высокую активность демонстрировали военный департамент ГНК и его руководитель Сикорский, считавший, что Царству Польскому представился уникальный шанс для решения вопроса о своем будущем. С другой стороны, игра по правилам Безелера и Кука означала возвращение к модели отношений, существовавшей между польским легионом и властями Австро-Венгрии и имевшей крайне низкую результативность.
Найти правильную линию поведения пилсудчиков в отсутствие в Варшаве их вождя было не то что сложно, но просто невозможно. Регулярная переписка со Славеком и другими доверенными лицами в Польском королевстве не могла заменить Пилсудскому личного знакомства с ситуацией в Варшаве. Но приехать туда без согласия генерал-губернатора он не мог, а тот не торопился давать разрешение на приезд отставного бригадира. Только в конце ноября Пилсудскому сообщили, что он должен обратиться к Безелеру с соответствующей письменной просьбой. 5 декабря Венява-Длугошовский передал Безелеру памятную записку Пилсудского, в которой тот излагал свое видение проблемы вербовки добровольцев в армию Польского королевства. Главный комендант без особой скромности дал понять, что без него оккупантам вряд ли удастся создать Польский вермахт. Он писал: «Поляки не являются организованным народом, которым можно управлять рациональным путем, via Vernuft [через рассудок]. Это куча сыпучего песка, которая движется только тогда, когда удается умело организовать сильный ветер в нужном направлении... Сейчас все зависит от того, удастся ли, используя факт 5 ноября, умело организовать сильный ветер, который ... сделает армию и военную службу популярными в умах и сердцах»
[142].
