В начале этого года никто не мог с уверенностью предсказать, чем закончится Великая война. Даже вступление в апреле в войну на стороне Антанты Соединенных Штатов Америки не устраняло этой неопределенности, поскольку долгое время этот шаг имел политическое и моральное, но не сугубо военное значение. США еще предстояло создать, вооружить, обучить и перебросить в Европу свою армию, а на это нужно было время и флот. Поэтому вопрос о победителе оставался открытым, по крайней мере, до провала немецкого наступления на Западном фронте в марте 1918 года.
Произошедший в марте 1917 года поворот в судьбе вопроса о будущем Царства Польского теоретически освобождал Пилсудского от необходимости предпринимать какие-то дальнейшие усилия в этом направлении. Он с удовлетворением воспринял победу Февральской революции в России. Ненавистный царизм рухнул, и Россия плавно погружалась в анархию. Пилсудский, активный участник первой русской революции, хорошо представлял себе неизбежные последствия произошедшего на востоке политического переворота. Он по достоинству оценил принятые в Петрограде решения по польскому вопросу, снимавшие международно-правовые препятствия для строительства на территории бывшего Царства Польского независимого польского государства уже во время войны, не дожидаясь мирной конференции. Об этом он прямо заявил в июне 1917 года на закрытом заседании ВГС. Выполнив, как он полагал, свою часть работы по завоеванию независимости Царства Польского, он неоднократно говорил окружающим, что теперь настал черед его оппонента Дмовского добиться аналогичного успеха на Западе.
В первые пять месяцев 1917 года отношение Пилсудского к Центральным державам в целом оставалось лояльным. Правда, добиваясь контроля над создающейся ими польской армией, он даже подбивал своих соратников по Временному государственному совету солидарно подать в отставку в связи с нежеланием оккупантов прислушаться к его словам. Но, наученный горьким опытом отставки из легиона, при этом собственной отставкой грозить не торопился. Неявно противодействуя вербовке добровольцев в польскую армию, он не стал в конце апреля голосовать против соответствующего воззвания ВГС, а только воздержался, мотивируя это тем, что не может быть армии без правительства.
Однако в конце мая – начале июня в поведении Пилсудского стали заметны новые моменты. Бригадир стал явно тяготиться своим положением члена ВГС и верного союзника Центральных держав. На одном из заседаний совета в начале июня он объявил о своем намерении подать в отставку и вступить в армию. Во второй половине июня 1917 года он вел в Люблине переговоры с генералом Станиславом Шептицким о возможности возвращения на австрийскую службу, а также предлагал свои услуги в качестве командира польских частей. Однако австрийцы ему отказали. В июне – начале июля Пилсудский вполне серьезно рассматривал возможность перехода через линию фронта на русскую сторону, но в конечном счете от этой идеи отказался. Общавшиеся с ним в то время соратники свидетельствуют, что к тому времени он уже не сомневался в поражении Центральных держав.
В таких условиях следовало определить тактику дальнейшего поведения для своего движения и себя лично. При этом бригадир понимал, что она не обязательно должна быть одной и той же. Что касается военно-политического движения в Польском королевстве, то он дал указание перевести всю его деятельность в подполье, продолжая одновременно расширять и укреплять ПВО, а центром заграничной деятельности сделать Россию, быстро «навести мост» через фронт к существующим там организациям ПВО и политическим центрам, признающим его авторитет. А он был немалым, о чем свидетельствует избрание его 8 июня 1917 года съездом Союза военных поляков в Петрограде своим почетным председателем. На базе этих сил следовало формировать польскую армию.
Требовала своего разрешения проблема легиона, в апреле 1917 года выделенного австрийцами из состава вспомогательного корпуса и переданного под командование Безелера. В его рядах было много его горячих сторонников, готовых выполнить любой приказ своего бригадира. К началу июля 1917 года он пришел к выводу, что у них нет иного выхода, как отказаться принести воинскую присягу, работа на текстом которой как раз завершалась, и перенести все последствия этого своего шага. Правда, теоретически еще оставалась возможность возвращения легиона под австрийское командование и повторное его включение в состав вспомогательного корпуса. Но надежд на такое решение было немного, поскольку Австро-Венгрия все заметнее превращалась в младшего партнера Германии.
Пилсудский определил и собственную линию поведения. Если до июля 1917 года ею была организация давления на Безелера с помощью Временного госсовета, обращений, петиций и т. д., то теперь он решил бросить на чашу весов свой личный авторитет и влияние, особенно в польском легионе. Ясности относительно того, какой цели он хотел добиться, нет. Ею в одинаковой степени мог быть и шантаж Безелера чтобы заставить его, наконец, убедить Берлин в необходимости создания подлинно польской, а не наемной армии, и демонстрация нежелания участвовать в проекте «Польское королевство», и создание условий для возвращения на австрийскую службу.
Свой путь Пилсудский начал с отставки с поста референта Военной комиссии. Показательно, что раньше других он известил о своем решении Безелера. Генерал-губернатор, играя на честолюбии Пилсудского, безуспешно пытался уговорить его остаться и участвовать в формировании армии. Взамен германский полководец сулил «далекому от настоящих военных знаний дилетанту и демагогу» захватывающую перспективу стать одним из самых известных военачальников эпохи, славу и почет, о которых тот и не мечтал, но при этом не обещал переподчинить Польский вермахт полякам. Пилсудский, несомненно, не чуждый громкой воинской славе, человек с большими амбициями, тем не менее решительно отказался от заманчивых посулов. Он больше не верил в возможность договориться с немцами на своих условиях.
2 июля на заседании ВГС бригадир заявил о своей отставке с поста референта Военной комиссии, а также попросил вычеркнуть его фамилию из платежной ведомости за прошедший месяц, поскольку о своем уходе с поста референта Военной комиссии он якобы объявил еще в начале июня 1917 года
[148]. Главной причиной отставки он назвал нежелание немцев, на сотрудничество с которыми он пошел из патриотических, а не политических соображений, дать согласие на создание самостоятельной польской армии. Такое объяснение позволяло достичь нескольких целей одновременно. Во-первых, заявив, что в состав Временного госсовета он вошел «не ради политической службы», бригадир тем самым отделил себя от сторонников решения вопроса о судьбе Царства Польского с помощью Центральных держав. Во-вторых, подчеркнув (и это полностью соответствовало истине), что все его действия периода войны диктовались исключительно желанием создать подлинно самостоятельную национальную армию для борьбы за независимость Царства Польского, он тем самым оправдывал не только свои действия, но и всех, кто последовал его призыву и примеру. В-третьих, назвав свой поступок «единственной службой, которой он может послужить братьям в польской армии, последним предупреждением тем, которых следует предостеречь», он еще раз сказал легионерам, что, даже несмотря на отставку с должности командира бригады, он всегда думает и заботится о них. Но самый главный вывод, который можно было сделать из выступления Пилсудского, сводился к тому, что он все делал правильно, и если его планы не осуществились, то только по вине австрийцев и немцев
[149]. Вряд ли стоит осуждать его за отсутствие самокритики, особенно если исходить из того, что его речь служила будущему, а не расчетам с прошлым. Главный комендант вовсе не собирался покидать политическую сцену, а только намеревался сменить площадку.
