Он ложился спать в два-три часа ночи. Во время ночных бодрствований вел политические беседы, чаще всего с соратниками, в большинстве своем еще по социалистической партии и стрелковым отрядам (Василевским, Славеком, Сокольницким, Сливинским, Пристором). В свободное время любил раскладывать пасьянсы, в шахматы играл чаще всего с Соснковским. Много курил – специально для него изготавливались папиросы «Маршалковские», то есть «Маршальские».
Круг интересов Пилсудского не ограничивался только армией, государственными делами и политикой. Он с молодых лет был глубоко убежден в своем историческом предназначении воскресителя Польши, и эта вера помогала ему стойко переносить все политические неудачи и просчеты, которых в его жизни было не так уж и мало. Его всегда интересовали теософия, оккультизм и метафизика, служащие, как он считал, духовному развитию человека, его моральному возрождению. Он поддерживал знакомство с широко известным в Польше ясновидящим Стефаном Оссовецким и участвовал в его экспериментах передачи мыслей на расстояние. Пилсудский даже подарил ему свою фотографию с дарственной надписью: «Господину Стефану Оссовецкому на память о наших беседах, в понимании того, чего нет и что есть». Присутствовал он и на спиритических сеансах, которые организовывал Свитальский с участием пользовавшегося популярностью медиума Клюска-Моджеевского. Но суеверным начальник государства не был. Когда во время отдыха на Мадейре в начале 1931 года ему пришло «письмо счастья», которое нужно было переписать лично в десяти экземплярах и отправить адресатам не позже чем через девять дней, он этого делать не стал, хотя письмо подписали такие известные люди, как премьер-министры Франции Аристид Бриан и Великобритании Джеймс Рамсей Макдональд, известный американский летчик Чарлз Линдберг, американский миллионер Генри Форд и т. д.
Левое правительство Морачевского оказалось в сложном положении, подвергалось нападкам со всех сторон. Революционные партии обвиняли его в оппортунизме, измене социалистическим идеям и предательстве интересов рабочего класса. Для правых и центра оно было излишне радикальным. Свое недовольство оппоненты правительства демонстрировали на страницах печати и в ходе массовых уличных демонстраций. Циркулировали слухи о готовящемся правыми государственном перевороте. В промышленных центрах бывшего Царства Польского возникли Советы рабочих депутатов, и ППС, преобладавшей в большинстве из них, с трудом удавалось удерживать их от радикальных действий.
В декабре 1918 года представители Дмовского провели ряд переговоров с Пилсудским. Глава Польского национального комитета понимал необходимость консолидации польского политического класса и международного признания правительства. Без этого нельзя было надеяться на полноценное участие Польши в мирной конференции, подготовка к которой шла полным ходом. Дмовский хотел довести до сознания начальника государства, что нахождение у власти левого правительства настораживало западные державы, вызывало у них опасение, что Польша под руководством социалистов Пилсудского и Морачевского может пойти по пути России, став мостом между большевиками и немецкими революционерами. В результате переговоров Пилсудского с членом
ПНК Станиславом Грабским, в свое время активным участником польского социалистического движения, были обсуждены и согласованы вопросы создания общенационального правительства, формального подчинения польской армии Верховному главнокомандующему союзных войск маршалу Франции Фердинанду Фошу, введения в состав ПНК и польской делегации на мирных переговорах представителей Пилсудского, территориальные требования и т. д. В ответ на звучавшую в окружении Пилсудского критику его компромисса с правыми он как-то сказал с раздражением: «Меня ждет борьба с Россией, а не с Дмовским».
Смена кабинета министров была для Пилсудского непростым делом. Ведь в нем главным образом были его горячие сторонники, обеспечивавшие ему полный контроль над внутренней политикой и армией. Он защищал кабинет Морачевского перед Грабским, мотивируя его необходимость тем, что социалистическое правительство является единственным препятствием распространению большевизма в Польше. Но все же не мог игнорировать обеспокоенности Дмовского, тем более что от последнего зависели международное признание польского правительства, поставки Польше военных материалов и переброска из Франции «голубой» армии. Есть свидетельство, что Пилсудский уже в конце декабря подыскивал кандидата на должность премьер-министра вместо Морачевского. Новый премьер должен был устраивать как ППС, без которой трудно было бы сохранять контроль над рабочим движением, так и национальных демократов, за которыми стояли имущие классы, католическая церковь и западные державы. Первоначально рассматривалась кандидатура известного историка, профессора Варшавского университета Владислава Смоленьского, но тот от предложения отказался. Затем в поле зрения Пилсудского оказался знаменитый на весь мир пианист Падеревский, только что приехавший из Парижа в Варшаву.
Пилсудского, несомненно, тревожило то, что большинство общества по-прежнему считало его социалистом и марксистом, то есть почти большевиком. Таким же было и отношение к назначенному им кабинету министров. Леон Василевский вспоминал, что в одной из бесед в то время Пилсудский сказал ему: «Ах, как было бы хорошо, если бы большевики организовали на меня покушение, бросили бомбу или что-нибудь наподобие этого... Естественно, покушение бы не удалось, но какой эффект это вызвало бы за границей! Они бы сразу убедились, что все, что говорится о большевизме правительства Морачевского, – глупость»
[163]. Избавиться от этого «хвоста» можно было, лишь заменив правительство более умеренным.
Все исследователи согласны в том, что сделать это ему помогла неудавшаяся попытка государственного переворота в ночь с 4 на 5 января 1919 года, известная как заговор Сапеги-Янушайтиса. Инициаторами заговора традиционно считали полковника Мариана Янушайтиса, оппонента Пилсудского еще со времен стрелкового движения, национальных демократов Тадеуша Дымовского, руководителя Общества развития хозяйственной жизни в Польше «Розвуй», и Ежи Здзеховского, а также князя Эустахия Сапегу близкого друга Здзеховского. Правда, некоторые авторы выражали сомнения по поводу этой версии, считая, что заговор был спровоцирован самим Пилсудским, но у них не было веских доказательств. Находка нами в РГВА документа о том, что Тадеуш Дымовский был агентом созданного и полностью контролируемого пилсудчиками II отдела Генерального штаба Войска польского, то есть военной разведки и контрразведки, позволяет с большей уверенностью утверждать, что Пилсудский знал все подробности готовящегося государственного переворота, целью которого был не начальник государства, а правительство Морачевского
[164]. Да и Сапега участвовал в заговоре явно с ведома и одобрения Пилсудского, который во время встреч и бесед с ним как бы подсказывал князю путь избавления страны от кабинета Морачевского
[165]. Зная все планы заговорщиков, Пилсудский в момент переворота был абсолютно спокоен и уверен в собственной безопасности. Больше того, когда ему доложили о происходящих в городе событиях, он презрительно отозвался о них как о «вертепе». Переворот, как и было задумано, не удался. Заговорщики из числа гражданских лиц выслушали нотацию Пилсудского и были отпущены домой, военные отправлены под кратковременный домашний арест. Князь Сапега вскоре будет назначен послом в Лондоне, а Янушайтис дослужится до генерала.
