Переговоры проходили 15–16 июня. 16 июня Тито и Шубашич подписали соглашение о сотрудничестве «в борьбе против оккупантов и в деле восстановления страны». При этом в нем не затрагивались решения АВНОЮ и не поднимался вопрос о будущем короля и монархии. Предусматривалось, что королевское правительство будет состоять из прогрессивно настроенных министров, которые никогда не боролись с партизанами.
В начале июля генерал Корнеев вылетал в Москву для консультаций, и Тито передал письмо для Сталина, в котором писал, что хотел бы побеседовать с ним по многим «крупным вопросам», сообщал, что готов прибыть в Москву для их обсуждения в начале августа. «Но я хотел бы, чтобы Вы считали это не моей нескромностью, а единственно глубоким стремлением выяснить до мирных переговоров некоторые вопросы и определить по ним позицию, так как полагаю, что это в интересах Балканских стран и Советского Союза», — писал он Сталину.
Англичане приглашали его в Италию на встречу с главнокомандующим войсками союзников в зоне Средиземноморья фельдмаршалом Генри Вильсоном. Генерал Корнеев его отговаривал. «Фельдмаршал Вильсон является лишь командующим войсками на одном из театров военных действий, а вы — фактически глава нового югославского государства, — говорил он. — Поэтому вряд ли стоить ехать на встречу с Вильсоном»
[206]. Когда же Тито узнал, что на этой встрече должен появиться еще и Шубашич, он окончательно решил не ехать в Италию.
Англичане прибегли к другой тактике. С одной стороны, Черчилль сообщил, что готов сам встретиться с Тито после его переговоров с Вильсоном. С другой — британское правительство резко уменьшило помощь югославам. Эти факторы заставили Тито изменить свое решение. Он согласился на поездку в Италию и 6 августа вылетел с острова Вис в Казерту.
В тот же день Тито встретился с фельдмаршалом Вильсоном. Он также посетил штаб генерала Александера, главнокомандующего силами союзников в Италии. Затем побывал в Риме, осмотрел Вечный город и вернулся в Казерту.
Тем временем Черчилль прибыл в Неаполь, туда же отправился и Тито. Их встреча состоялась 12 августа на вилле бывшей королевы Италии Виктории. Тито взял с собой и сына Жарко. Пока они ждали Черчилля на террасе, им предложили кофе. В это время лежавший под столом Тигр увидел кошку, вскочил и опрокинул столик с чашками и блюдцами. Тито попросил Жарко увести собаку. Так сын Тито и не увидел Черчилля.
Погода была жаркой. Черчилль появился в белом легком костюме и белой рубашке. Тито же был в расшитом золотом голубом мундире, который Черчилль в своих мемуарах признал «великолепным», но заметил, что он совсем не подходил для такой жары.
Любопытно сравнить воспоминания об этой, безусловно, исторической встрече, которые оставили обе стороны. Дедиер со слов Тито описывал ее начало следующим образом: «Черчилль начал с того, что похвалил нашу армию, потом перешел к операциям в Югославии. Выразил сожаление, что слишком стар и не может прыгать с парашютом, иначе сам прибыл бы сражаться в Югославию. „Но вы послали своего сына“, — ответил Тито. В это мгновение на глазах Черчилля появились слезы»
[207]. Сам Черчилль изображал начало встречи без подобных лирических моментов: «Я повел всех за собой в большую комнату, стены которой были завешаны картами фронтов… Беседуя, я показал на карте полуостров Истрию и спросил Тито, куда его войска могли бы быть посланы для сотрудничества с нами, если мы сможем достигнуть полуострова с восточного побережья Италии… Тито сказал, что, хотя сопротивление немцев в последнее время усилилось и потери югославов увеличились, он может собрать значительные силы в Хорватии и Словении и, несомненно, высказаться за операцию против полуострова Истрия, в которой могли бы участвовать югославские войска»
[208].
Дедиер: «Основной проблемой, вокруг которой шли переговоры, был вопрос о короле Петре. Черчилль спросил Тито, согласится ли он встретиться с королем. Тито сослался на решения АВНОЮ о запрещении королю возвращаться в страну, указав, что король непопулярен из-за своих поступков во время войны…
Черчилль снова спросил Тито: готов ли он встретиться с королем хотя бы на каком-нибудь корабле. Тито ответил, что он ничего не имеет против того, чтобы он прибыл по приглашению Черчилля на военный корабль, и если там будет король Петр, то он может увидеться и с ним. Черчилль понял, что из этого ничего не получится, и махнул рукой. В дальнейшем разговоре Черчилль сказал, что, может быть, Тито принял бы короля в Югославии как летчика. Тито ответил на это: „Пусть приезжает и сражается так, как сражаемся все мы“»
[209].
Черчилль: «Потом мы перешли в небольшую гостиную и я начал задавать ему вопросы о его отношениях с королевским югославским правительством. Он сказал, что все еще идут ожесточенные бои между партизанами и Михайловичем, который опирается на помощь немцев и болгар. Примирение невозможно. Я ответил, что у нас нет желания вмешиваться во внутренние дела Югославии, но мы желаем, чтобы его страна была сильна, едина и независима. Доктор Шубашич весьма предан этой идее. Тито ответил, что понимает наши обязательства в отношении короля Петра, но ничего поделать тут не может, пока не закончится война. Тогда решение примет сам югославский народ»
[210].
Черчилль выразил сомнение, что большая часть сербского крестьянства была бы довольна введением в Югославии коммунистической системы. Тито ответил, что уже не раз заявлял о том, что не собирается вводить такую систему. Черчилль заметил, что помнит об этих заявлениях, но хотел бы услышать об этом от самого Тито. Кроме того, он спросил маршала, может ли тот подтвердить свои намерения публично. Тито, однако, возразил: если он так поступит, то у многих сложится впечатление, будто он делает это под давлением. Черчилль поинтересовался, как Тито относится к созданию славянской федерации «от Адриатического до Черного моря». Тито ответил, что является сторонником югославской федерации. В свою очередь он сказал Черчиллю, что после войны Югославия имеет право получить полуостров Истрия и итальянский город Триест. Черчилль высказался неопределенно: Триест важен для операций союзников в Австрии, и раз итальянцы теперь воюют на их стороне, вряд ли будет справедливо отбирать у них Триест. На этом их первая официальная встреча закончилась. Черчилль пригласил Тито на обед.
Перед обедом произошел небольшой инцидент с участием охранников Тито Бошко и Прля. Черчилль, видимо, решил пошутить и, вытащив золотой портсигар, прицелился им как пистолетом в живот Тито. «Он, в отличие от меня, не знал одного, — писал Маклин. — Бошко и Прля, за плечами которых было три года партизанской войны, обладали молниеносной реакцией… так что если бы им показалось, что жизнь маршала в опасности, они с превеликим удовольствием размазали бы по стенке всех трех членов „большой тройки“. В одну долгую секунду я увидел, как дернулись их пальцы на спусковых крючках… Но вслед за этим Тито начал смеяться. Уинстон, видя, что его шутка оказалась удачной, тоже рассмеялся»
[211]. Тито и Черчилль понравились друг другу и на всю жизнь сохранили эту взаимную симпатию.
