Вишневская вспоминала, что Тито был очень спокоен и сдержан. Зато Хрущев все время поднимал тосты и норовил расцеловаться с Тито. «Йося, да перестань ты сердиться. Ишь какой обидчивый! Давай лучше выпьем — кто старое помянет, тому глаз вон», — говорил он. Но Тито всем своим видом показывал, что память у него хорошая. «Спокойно, по-хозяйски наблюдал он, как посланники великой державы перед ним шапки ломают, — отмечала Вишневская. — Чувствовалось, что ему хочется продлить удовольствие, что он давно ждал этого часа: нет-нет да и промелькнет в глазах ироническая ухмылка». После того как сама Вишневская произнесла (по указанию председателя КГБ Серова, который стоял у нее за спиной) тост за здоровье супруги Тито, советские руководители пустились в пляс, увлекая за собой и попавшихся под руку югославов. Но Тито к ним так и не присоединился
[503].
Будущий югославский посол в Москве Велько Мичунович очень емко и точно подвел в своем дневнике итоги визита: «Поездка удалась, но разногласия остались»
[504].
Тито в Москве
После визита советской делегации в Белград Москва продолжала делать в отношении Югославии дружелюбные жесты. В июле 1955 года посол СССР Вальков передал Тито письмо Хрущева о том, что СССР аннулирует свои требования о возврате югославского долга в сумме примерно 613 миллионов рублей (сюда же входил долг за предоставленное в годы войны вооружение на сумму 294 миллиона рублей)
[505].
Советский Союз предоставил Югославии кредит в размере 30 миллионов долларов (хотя югославы просили 60 миллионов на 15–20 лет) на 10 лет, а также товарный кредит на 54 миллиона долларов для оплаты поставляемого из СССР сырья и продовольствия. В конце 1955 года Президиум ЦК КПСС запретил советской разведке вербовать югославских граждан.
С 14 по 25 февраля 1956 года в Москве проходил XX съезд КПСС. Делегация СКЮ на съезд не поехала: поскольку компартии «социалистического лагеря», с точки зрения югославов, не проявляли желания установить контакт с СКЮ. Но Тито послал в адрес съезда теплое приветствие, в котором пожелал съезду «успешной и плодотворной работы»
[506].
В Белграде внимательно анализировали все то, что происходило на съезде. На его заседаниях присутствовал посол Югославии в Москве Видич. Вскоре в Белграде оказался и текст «секретного доклада» Хрущева о культе личности. Это произошло совершенно неожиданным для югославов образом.
После съезда посол Видич собрался домой — срок его работы в Москве закончился. В его честь был организован прощальный ужин, на который прибыл и сам Хрущев. После ужина он вынул из кармана небольшую книжечку и попросил Видича передать ее «товарищу Тито». «Он прочтет ее с интересом, — добавил Хрущев. — Думаю, что и вы, югославы, вряд ли бы лучше написали»
[507]. Это и был текст доклада «О культе личности и его последствиях».
«Читка» «секретного доклада» Хрущева в Белграде происходила 14 марта на пленуме ЦК СКЮ. Правда, текст «на руки» не раздавали — читал доклад Моше Пьяде, а Тито комментировал отдельные его части.
«Ведь в „югославском деле“, — говорил Хрущев, — не было таких вопросов, которые нельзя было бы разрешить путем товарищеского партийного обсуждения. Для возникновения этого „дела“ не было серьезных оснований, вполне возможно было не допустить разрыва с этой страной. Это не значит, однако, что у югославских руководителей не было ошибок или недостатков. Но эти ошибки и недостатки были чудовищно преувеличены Сталиным, что привело к разрыву отношений с дружественной нам страной».
Далее Хрущев привел пример, на который впоследствии ссылались десятки, если не сотни раз. «Мне вспоминаются первые дни, когда искусственно стал раздуваться конфликт между Советским Союзом и Югославией, — сказал он. — Однажды, когда я приехал из Киева в Москву, меня пригласил к себе Сталин и, указывая на копию письма, незадолго перед тем направленного Тито, спросил: „Читал?“ И, не дожидаясь ответа, сказал: „Вот шевельну мизинцем — и не будет Тито. Он слетит“… Но с Тито так не получилось. Сколько ни шевелил Сталин не только мизинцем, но и всем, чем мог, Тито не слетел. Почему? Да потому, что в споре с югославскими товарищами за Тито стояло государство, стоял народ, прошедший суровую школу борьбы за свою свободу и независимость, народ, который оказывал поддержку своим руководителям»
[508].
Комментируя эти высказывания Хрущева, Тито сказал, что признание Москвой своих ошибок имеет огромное значение не только для Югославии и «всего мирового пролетариата, но и самого XX съезда КПСС». Товарищи в Советском Союзе, добавил он, заняты очень крупными и смелыми делами, и то, что они сделали на XX съезде, еще смелее, чем их приезд в Белград.
Правда, отметил Тито, вопрос отношений с Югославией на съезде был затронут довольно скупо. «Мне очень жаль, — продолжил он, — что… обойдена роль Югославии в мире — не буду говорить в сломе сталинской системы, но и в борьбе за мир, за правильные отношения между народами… Этим замалчиванием они желают нашу роль оспорить». Новому послу в СССР Велько Мичуновичу перед его отъездом в Москву Тито сформулировал задачу так: «С русскими не ссориться, но и не уступать им».
Мичунович играл роль посредника между Тито и Хрущевым. Именно ему, первому из иностранцев, Хрущев сообщил сенсационную новость, что принято решение о роспуске Коминформа. 17 апреля о роспуске Коминформа было объявлено официально. А еще через два дня в Белград пришло письмо от Хрущева, в котором тот предлагал Тито приехать в СССР 1 июня 1956 года. Югославов такие сроки устраивали.
Перед началом визита в Москве произошла еще одна политическая сенсация. С поста главы МИДа был снят Молотов — его сменил секретарь ЦК и главный редактор «Правды» Дмитрий Шепилов. Молотов считался одним из главных противников Хрущева по вопросу нормализации отношений с Белградом, поэтому во всем мире его уход оценивался однозначно — югославы получили от Хрущева подарок
[509]. Все с нетерпением ждали — оправдаются эти прогнозы или нет.
К предстоящей поездке в Москву в Белграде начали готовиться в мае 1956 года. «Никакого самолета!» — для начала категорически отрезал Тито. Он не хотел лететь в Москву, во-первых, по соображениям безопасности, а во-вторых, потому что плохо переносил дальние авиаперелеты. Он собирался ехать на своем «голубом поезде», но железнодорожная колея в Советском Союзе была шире югославской, а в поезде Тито не предусматривалась замена колес вагонов. В итоге решили: до границы СССР ехать на «голубом поезде», а потом пересесть на советский.
