Некоторая либерализация произошла в области сельского хозяйства и во внешней торговле. Но право свободно торговать с заграницей получили не более пяти процентов предприятий, к тому же вся валютная выручка предприятий уходила в центр. Курс динара по-прежнему определялся не валютным рынком, а Народным банком Югославии. Тем не менее финансовая ситуация государства в 1956 году несколько улучшилась. Устранение «угрозы с Востока» и решение триестской проблемы снимали вопрос о войне. К 1956 году армию, насчитывавшую 500 тысяч человек, сократили на 100 тысяч. Началась и перестройка оборонных предприятий — теперь они пытались выпускать продукцию гражданского назначения.
Внешний долг Югославии к тому времени составлял около 400 миллионов долларов. Тито не раз подчеркивал, что трудности в стране связаны и с тем, что Югославии приходится оплачивать долги. Но это было не совсем так. Югославское правительство делало все, чтобы максимально отсрочить эти платежи. И Запад, на долю которого приходилась львиная доля югославских долгов, пошел Тито навстречу. В 1955 году платежи Югославии по внешнему долгу составили около 9 миллиардов динаров (около 30 миллионов долларов) вместо 16 миллиардов (примерно 80 миллионов долларов)
[545].
Все средства, освободившиеся в результате этого, планировалось бросить на обеспечение «нового курса». За пять лет планировалось построить 200 тысяч квартир, повысить зарплату на 20–50 процентов для различных категорий рабочих. Провозглашалось, что именно личное потребление должно стать одним из основных показателей, по которому можно было бы судить о развитии экономики.
Однако все это были планы на будущее, а положительные результаты нужны были Тито и его окружению как можно скорее. Призрак венгерских событий витал у них перед глазами.
В этот сложный для Тито момент снова в центре внимания оказался Милован Джилас. Он нарушил свое политическое молчание и в нескольких интервью западным журналистам однозначно высказался в поддержку «венгерской революции». Джилас критиковал двойственное отношение к Венгрии югославского правительства, которое показало себя «не способным отойти от своих узких идеологических и бюрократических классовых интересов» и предало «те принципы равенства и невмешательства во внутренние дела, на которых основывались все его успехи в борьбе с Москвой»
[546].
Это было еще не все. К этому времени Джилас уже закончил свою книгу «Новый класс», в которой доказывал, что существующие на тот момент социалистические общества на самом деле уже переродились в эксплуататорские и бюрократические системы. Речь шла не только о Советском Союзе, но и о Югославии, и Джилас этого не скрывал.
Напечатать такую работу в Югославии было невозможно. Рукопись «Нового класса» тайно вывезли в Вену. Но, когда это случилось, Джилас уже сидел в тюрьме.
Формальным поводом для его ареста стала статья о венгерских событиях в британском журнале «Нью лидер». Утверждая, что Джилас нарушил свое обязательство воздерживаться от «враждебной пропаганды», власти отменили отсрочку исполнения приговора о тюремном заключении, вынесенного в прошлом году, и 12 декабря 1956 года Джилас был приговорен к трем годам заключения в условиях строгого режима.
Тем временем в Нью-Йорке был издан «Новый класс». На Западе книга произвела эффект разорвавшейся бомбы. Джилас тут же был назван «диссидентом номер один» во всем «восточном блоке». 11 августа 1957 года «Борба» заявила, что «Новый класс» написан «языком и психологией геббельсовской пропаганды»
[547].
Против Джиласа возбудили еще одно уголовное дело — по обвинению во враждебной пропаганде и добавили ему срок — теперь он должен был отсидеть в тюрьме 7 лет в строгой изоляции. Его также лишили всех государственных наград, в том числе и высшего ордена страны — ордена Народного героя.
В тюрьме Джилас напишет книгу «Несовершенное общество: за новым классом» и выйдет на свободу в начале 1961 года. Его освободят условно. Однако вскоре он снова окажется в тюрьме. Для Тито он был постоянной головной болью.
Но это еще было впереди. Пока же Тито нужен был не только «кнут», который испытал на себе Джилас, но и «пряник» — быстрые и эффективные меры, которые быстро смягчили бы ситуацию. Поиск такого решения привел югославское руководство, можно сказать, к историческому шагу. Он стал определяющим для всего остального периода существования социалистической Югославии. 6 ноября 1956 года на заседании Исполнительного комитета ЦК СКЮ было принято решение резко увеличить импорт иностранных потребительских товаров, чтобы наполнить ими югославский рынок. Для этих закупок планировалось взять дополнительные кредиты за границей.
Тито и другие лидеры Югославии понимали опасность иностранной финансовой зависимости. И Восток, и Запад пытались с помощью кредитов оказывать давление на Югославию. После 1958 года, когда наступило новое «похолодание» в советско-югославских отношениях, Москва отказала Тито в кредитах, которые совсем недавно обещала. Однако из-за этого «похолодания» на Тито посыпались американские деньги. Но когда в 1961-м Тито выступил в роли одного из «отцов-основателей» Движения неприсоединения, американцы решили, что он играет роль «руки Москвы» в третьем мире, и кредиты Югославии были значительно урезаны. Правда, к этому времени у Белграда уже снова наладились отношения с Москвой.
Благодаря такому искусному лавированию Тито, кредиты поступали в Югославию практически без перерыва. В 1957–1961 годах Югославия получила примерно 1,7 миллиарда долларов.
«Новый экономический курс» не решил всех социальных проблем. Многие рабочие были недовольны увеличением доходов государственных служащих и администрации предприятий. Было даже зафиксировано такое высказывание рабочего из города Обреновац: «Всех, кто сидит в канцеляриях, надо поубивать»
[548]. Но при всем этом объявленная Тито «передышка» выполнила свою главную задачу. Уровень жизни населения повысился, и призрак повторения венгерских событий в Югославии, казалось бы, отступил.
Хрущев «отлучает» Тито от марксизма
1957 год стал временем напряженных, а порой и резких дискуссий между югославами и Москвой. «Для них мы ревизионисты, — заметил Тито на встрече с делегацией итальянской социалистической партии в апреле 1957 года. — Но некоторые „ревизионистские“ идеи они потихоньку у нас воруют»
[549].
30 июля 1957 года приема у Тито попросил советский посол в Белграде Николай Фирюбин. Он передал югославскому президенту предложение Хрущева — встретиться наедине и обсудить все накопившиеся между ними проблемы. Тито согласился. Встречу решили провести в Румынии, в городке Снагов — в пятидесяти километрах от Бухареста. О предстоящей встрече знал только румынский руководитель Георгиу-Деж.
