Тем временем апелляцию на приговор Кеммлера окончательно отклонили. 6 мая 1890 года состоялась казнь. Присутствовали журналисты и представители комиссии по изменению вида смертной казни. Самого Гарольда Брауна почему-то не было. Кеммлера усадили на стул, прикрепили электроды (почему-то совсем не к тем частям тела, на которые указывал Эдисон, а к ногам и голове) и включили рубильник. Сначала все решили, что казнь действительно прошла удачно и осужденный быстро умер. Но через несколько минут, «к ужасу всех присутствующих, грудь преступника начала вздыматься, на губах появилась пена, и он начал на глазах оживать». И умер только после повторной подачи тока, фактически мучительно поджарившись на стуле. Присутствующие были потрясены и теперь сравнивали казнь с действиями варваров и извергов.
Одна часть американского общества аплодировала новому изобретению как «шагу вперед на пути к высшей цивилизации» и «триумфу науки и гуманизма над варварством и зверством», другая — возмущалась, прочитав ужасающие рассказы в прессе. Когда одна серьезная утренняя газета озаглавила свою статью «Кеммлера вестенгаузировали», Томас Эдисон подумал, что его победа не за горами. Хотя и был не совсем доволен. Он обвинил исполнителей приговора в том, что они неправильно присоединили электроды. Что же касается Вестингауза, то он заявил: «Я не хочу говорить об этом. Это был жестокий инцидент. Лучше бы ему отрубили голову».
Как ни пытался Вестингауз откреститься от этого страшного происшествия, его компания начала испытывать проблемы. Ситуация запуталась окончательно. Вроде бы действительно была доказана опасность переменного тока (добавим: при неправильном с ним обращении). Вроде бы было продемонстрировано, что им можно убивать преступников (хотя и не так уж мгновенно). Вроде бы Эдисон и Браун добились своего. Но после первой казни начались протесты против электрического стула, которые били и по Эдисону. Но для Вестингауза дело обстояло куда хуже: вся эта компания угрожала погубить всю систему переменного тока. Нужно было начинать контратаку.
…Что касается электрического стула, то власти штата Нью-Йорк оказались в очень затруднительном положении после казни Кеммлера. От Брауна и Эдисона потребовали улучшить технический аспект последующих казней. Им рекомендовали увеличить напряжение до 770, а потом вообще до 1780 вольт. Они еще долго совершенствовали свое изобретение, испытывая его как на людях, так и на животных. В 1903 году разрядом в 6600 вольт была убита цирковая слониха Топси, которая до этого затоптала трех человек. Эдисон лично записал момент экзекуции на кинопленку, чтобы использовать ее в кампании против Вестингауза.
Казнь преступников электротоком все-таки постепенно вошла в жизнь Америки. Хотя время от времени по-прежнему проходила не так, как хотелось бы ее сторонникам, вызывая мучительную смерть осужденных. Несмотря на это, использование электрического стула ввели многие американские штаты, и эта казнь окончательно не отменена и по сей день. Правда, сейчас посадить человека на электрический стул могут только в восьми штатах.
В этом смысле Эдисон и Браун добились своего. Но вот парадокс: теперь «в умах общественности» этот способ убийства не ассоциируется с Вестингаузом. А вот о вкладе Эдисона и Брауна время от времени вспоминают. Кстати, к Брауну после описываемых событий журналисты потеряли интерес. Да и он сам больше так ничем и не прославился, хотя прожил до 1932 года.
Позже, уже в 1930-х годах, Тесла назовет электрический стул «чудовищным аппаратом». «Несчастные предаются смерти крайне немилосердным способом — их поджаривают заживо, — писал он. — В зависимости от индивидуальных способностей, некоторые полностью теряют сознание на некоторое время, но приходят в себя от острого чувства боли, и минута такой агонии эквивалентна целой вечности».
Соперники и шарлатаны. Снова «миллионы Вестингауза»
Это был только первый акт «войны электрических токов». Она продолжалась еще много лет, и мы еще не раз будем возвращаться к ней. Но в ее начале и первых «боевых действиях» Тесла непосредственно не участвовал. В 1888—1889 годах он сначала работал в Питсбурге у Вестингауза над доводкой своего двигателя, затем вернулся в Нью-Йорк и открыл свою лабораторию. Затем отправился в Европу, прежде всего в Париж, на Всемирную промышленную выставку 1889 года.
Итак, снова Париж. На выставке было что посмотреть. В том числе и работы русских электротехников — Яблочкова, Усагина (он представил трансформаторы собственной разработки), динамо-машину Полешко… Но главной «звездой» стал все же Эдисон. Его отдельный павильон каждый день посещали сотни людей, которые восхищались говорящими на разных языках фонографами, электрическими лампами и прочими изобретениями. Где бы ни появлялся изобретатель, его встречали аплодисментами и криками «Вива, Эдисон!». Французское правительство наградило его орденом Почетного легиона.
Сам Эдисон высоко оценил творение Александра Густава Эйфеля — Эйфелеву башню — и обедал с ним прямо на ней. Впрочем, скоро Париж ему надоел. «Когда же работают эти люди? — недоумевал он. — И над чем они работают? Я совершенно этого не понимаю».
Тесла же, наоборот, получал от Парижа удовольствие. Теперь он был уже не тот никому не известный инженер, который несколько лет назад покупал на последние деньги билет до Нью-Йорка. Из Парижа он отправился в Австро-Венгрию, точнее, к себе на родину, в Хорватию, где навестил мать и любимую сестру Марицу. Затем провел несколько дней в столице Сербии Белграде, где встречался с видными сербскими писателями и поэтами. И только после этого решил вернуться в Нью-Йорк.
Именно после возвращения из Европы он начал вести тот аристократический образ жизни, которым прославился в обществе. Тесла всегда был склонен к подобному стилю, но теперь у него были деньги и он мог себе позволить многое.
Он посылал деньги своей матери и сестрам. В течение 1890-х годов Тесла выслал им в общей сложности несколько тысяч форинтов — очень большую сумму. Родственники же присылали ему вина (вино Тесла очень любил и был очень недоволен тем ассортиментом, который имелся в США). Он признавался, что ждал это вино как «пришествия Мессии».
Тесла поселился в фешенебельном отеле «Астор-Хаус» и начал регулярно ужинать в ресторане «Дельмонико» на Пятой авеню, который высоко ценился даже среди местных гурманов. Вскоре здесь привыкли к его странностям: подавать на стол не менее 18 салфеток, чтобы лично протирать ими приборы и бокалы, или, скажем, ненависти к мухам. Тесла не скрывал, что опасается бактерий, и этот страх появился у него, когда он в первый раз посмотрел в микроскоп на каплю некипяченой воды. «Если вы когда-нибудь посмотрите несколько минут на отвратительных созданий, покрытых волосками, студенистых, с миллионом лапок, покрывающих все видимое пространство и постоянно шевелящихся и передвигающихся в самых невероятных направлениях, вы тоже откажетесь пить некипяченую воду», — говорил он.
Однако аристократический образ жизни вовсе не означал, что Тесла забросил работу. Наоборот, он по-прежнему проводил в своей новой лаборатории на Южной Пятой авеню по 12—15 часов в день. Тем более что с его изобретениями не все шло гладко.
