«К тому времени, когда Вы получите это письмо, Вы уже будете проинформированы о перестановках в кабинете. Я пользуюсь этой возможностью, чтобы выразить мое восхищение Вашей работой на этом посту. Я надеюсь, Вы простите меня, что я не поставил Вас раньше в известность о предстоящих переменах. Формирование нового правительства является задачей первостепенной важности, и в интересах государства она должна быть проведена без малейшей задержки» [1260] .
Отдельного упоминания достоин тот факт, что Рейт и Черчилль никогда не были в хороших отношениях, если не сказать больше. Отставка главы крупнейшей радиовещательной компании была предрешена. На его место Черчилль наметил своего человека – Альфреда Даффа Купера, покинувшего правительство Чемберлена в октябре 1938 года из-за разногласий по поводу Мюнхенского соглашения. Несмотря на враждебные отношения с сэром Джоном Рейтом, его огромный управленческий опыт не остался без внимания. Спустя два дня после отправки приведенного письма премьер предложил ему пост министра транспорта, на котором Рейт проработал до октября 1940 года.
Письма тем, кто получал отставку, были не единственной формой эпистолярного жанра, используемой Черчиллем в годы войны. Когда на фронтах гибли молодые офицеры, с которыми британский премьер успел пересечься по службе и которые произвели на него впечатление, он находил время, чтобы от руки написать соболезнование родственникам. Так было с лейтенантом-коммандером Бикфордом. В декабре 1939-го Черчилль ходатайствовал перед королем о его награждении, но в июле 1940 года Бикфорд пропал без вести. Его матери Черчилль написал:
«Для меня было большим ударом, когда я узнал, что Ваш храбрый и удивительный сын попал в списки пропавших без вести. Мне посчастливилось дважды встречаться с ним. Я знаю мало молодых офицеров, в которых столь удивительным образом сочетаются превосходные физические качества и умственные способности. Ваша потеря также представляет огромную утрату для страны. Я, моя супруга и дочь, которые также встречались с Вашим сыном, соболезнуем Вам. Да поможет Вам Бог справиться с Вашей болью. Да утешит Он Вас в невыразимом горе и одиночестве» [1261] .
Несмотря на масштаб решаемых проблем, Черчилль был мастером нюансов. Он умел якобы незначительным жестом доставить удовольствие и придать воодушевление сотрудникам и коллегам по правительству. Секретарь Черчилля Джон Мартин после нескольких дней работы на Даунинг-стрит с восторгом писал своим родителям:
«Премьер-министр так человечно и по-доброму пожелал мне спокойной ночи! Перед тем как в час ночи отправиться спать, он положил свою руку на мою и сказал, что ему очень жаль, что в суматохе последних дней ему не хватило времени узнать меня лучше» [1262] .
...
ЛИДЕРСТВО ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: Черчилль был мастером нюансов. Он умел якобы незначительным жестом доставить удовольствие и придать воодушевление.
В другой раз, во время авианалета 15 августа 1940 года, когда было сбито почти восемьдесят самолетов люфтваффе, Черчилль попросил Джона Колвилла срочно связаться с Невиллом Чемберленом и сообщить ему приятную новость о потерях врага. Экс-премьер на тот момент занимал пост лорда-председателя Совета. Сначала он встретил своего бывшего секретаря прохладно, выразив недовольство из-за прерванного обеда. Однако, когда Колвилл сообщил ему об успешном воздушном бое, Чемберлен пришел в «неописуемый восторг». И он был тронут тем, что в столь торжественный час Черчилль вспомнил о нем.
– Лорд-председатель благодарит вас, – сказал Колвилл, повесив трубку.
– Еще бы, – помяв сигару во рту, воскликнул Черчилль, – это один из величайших дней в истории!
«Это очень типично для Уинстона – совершать такие маленькие поступки, которые приносят столько удовольствия», – прокомментирует Колвилл [1263] .
Словно в подтверждение этих слов, 15 мая 1940 года, спустя пять дней после ухода из Военно-морского министерства и назначения на пост премьер-министра, Черчилль послал короткую телеграмму всем офицерам, матросам и служащим ВМФ Его Величества. В ней он отметил, что его переполняло чувство гордости от «возвращения в Адмиралтейство в час опасности» и ему грустно покидать это ведомство. Единственное, что его утешает, так это осознание «факта, что я по-прежнему буду недалеко от вас» [1264] .
Благодаря «маленьким жестам» и заботе о матросах и офицерах, Черчилль пользовался заслуженной популярностью в Адмиралтействе. Эта поддержка снизу, а также уверенность в ближайших помощниках – особенно в первом морском лорде адмирале сэре Дадли Паунде – позволяли нашему герою проводить такие кадровые перестановки среди адмиралов, на которые не каждый министр смог бы решиться. Но Черчилль знал: адмиралы – еще не весь флот, укрепив свои позиции сразу на нескольких уровнях, он мог не бояться хулы со стороны отдельных (хотя и влиятельных) личностей.
Черчилль-босс
Несмотря на все вышеперечисленные особенности Черчилля-лидера, он не был легким руководителем для подчиненных. Да он и сам это признавал:
«Я порой использую очень строгие слова не только устно, но и письменно. Меня даже удивляет, что после этого некоторые из моих коллег продолжают со мной общаться» [1265] .
Какими же не самыми лестными чертами руководителя обладал Черчилль?
Во-первых, он был непредсказуем. Однажды страдавший глухотой герцог Девонширский сказал Герберту Асквиту:
– Я всегда слышу лорда Спенсера, потому что я точно знаю, что он собирается сказать.
«Проблема с Уинстоном Черчиллем заключалась в том, что никто никогда не знал, что он скажет или что он сделает», – добавляла леди Бонэм Картер [1266] .
...
ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ: «Проблема с Уинстоном Черчиллем заключалась в том, что никто никогда не знал, что он скажет или что он сделает».
Леди Бонэм Картер
Непредсказуемость распространялась не только на коллег по правительству, но и на обслуживающий персонал, который обычно настолько хорошо знает характер и привычки своих шефов, что может угадать реакцию по малейшим признакам.
«С Уинстоном это было невозможно, это признавала даже его супруга, – вспоминал Джон Колвилл. – Меня часто спрашивали, что премьер-министр думает по тому или иному поводу. И бывали случаи, когда мне казалось, что я знаю ответ наверняка. Иногда я действительно оказывался прав, но чаще всего я ошибался. Среди всего его штата не было помощника, который мог бы похвастаться способностями предугадывать решения Уинстона. По всей видимости, это было связано с невероятной интуитивной силой, которая побуждала его принимать решения в противоречие обычным законам логики или общепринятой модели поведения» [1267] .
Во-вторых, Черчилль-руководитель – как, впрочем, и Черчилль-человек – был нетерпим.
«Терпение было как раз той добродетелью, с которой Уинстон был практически незнаком, – признавался один из его секретарей. – Как только он отдавал распоряжение что-то сделать, он хотел, чтобы это было выполнено немедленно. Часто случалось, что он давал мне какие-то поручения, и я еще не успевал дойти до рабочего места, как он уже звонил и спрашивал об их исполнении» [1268] .
